Тени вечерние. Повести. Александр Любинский

шарф.

      – Простудишься. Застегнись.

      – Душно! Я хочу сказать…

      – Не дури, застегнись сейчас же!

      – Отстань… Вы так стремительно разлетелись в разные стороны…

      – Мы не разлетелись, мы…

      – Погоди. Возникает странное чувство, будто сам воздух… понимаешь – воздух сам, которым мы каждодневно дышим, таит угрозу предательства и измены… А иногда кажется – виновата я, и не будь меня, все было бы по–другому… Ты виделся с Андреем?

      – Да.

      – Давно?

      – Осенью.

      – Он почти не бывает в институте. Пьет… Водится с подонками. Временами трезвеет. Снова объявляется на кафедре… Очень уж они долго терпят.

      – А ты?

      – Что – я? Если ему хочется лезть в самую грязь! Смотрите, мол, как я еще могу! Он…

      На центральной аллее нас уже ждал Илья – вскинул было в радостном приветствии руку, осекся и с церемонным поклоном протянул Любе билеты:

      – Мадам…

      – Не паясничай.

      – Слушаюсь и повинуюсь. О чем секретничали? Не обо мне?

      – Поразительный человек. Ему кажется, все только и обсуждают его делишки.

      – Чепуха!

      С натужным оживлением:

      – Павлик, а как твои делишки? Делишки–ребятишки?

      – Тебе это неинтересно.

      – Вот и нет… Мне просто ужас как интересно знать, скоро ли тебя оттуда выгонят?

      – Тебя вытурят первым.

      – Правильно, Любочка, правильно.

      – Представляешь, вместо того, чтобы спокойненько заполнять карточки в каталоге, он строчит эпиграммы на своих начальников!

      – Да–с… А эпиграммки гуляют по рукам… Я решил всерьез освоить этот жанр, правда…

      Зябко повел плечами, надвинул шапочку на уши.

      – Павлик, следи, мы приближаемся к поворотному пункту всей мировой истории.

      – Не знаю, что здесь смешного! Когда уже третий месяц не пишется ничего…

      – Но зачем все время говорить об этом?

      – Должно быть, потому, что я зашел… не туда.

      – Иди обратно. Тебя кто–нибудь держит?

      – Ты сама прекрасно знаешь. Я…

      Остановилась. Сжатые губы, побелевшее лицо.

      – Что, снова дело во мне? Как все просто… Найди причину, оправдай собственную слабость кознями других…

      – При чем здесь козни?!

      – Называй как угодно. Простите, дорогие, я не собираюсь вам больше мешать!

      Поймал за рукав уже отвернувшуюся, потерянную:

      – Ты неправильно его поняла! Илья, ты ведь хотел не то сказать?

      Тяжелое равномерное дыхание за спиной, шелест лыж.

      – Илья!

      – Не то… Конечно, не то. Всю жизнь – не то!

      Усмехнулась, глядя на маленькую фигурку с уныло повисшим красным хохолком.

      – О радость очей моих… Ну что, купил билеты?

      – Разумеется!

      – Делать нечего, пошли кататься…

      XVIII

      …Потом – заиграла иная музыка. Она была сродни гудению ветра между ржавых