Тени вечерние. Повести. Александр Любинский

любыми способами доказать старейшинам необходимость военной диктатуры, передачи тебе всей полноты власти. Как ты сможешь это сделать? Ведь все они люди опытные…

      – Объявлю войну.

      – Кому?

      – Соседям…

      – Они нападали на вас?

      – Можно напасть первыми.

      – Но тебя обвинят в том, что ты втягиваешь племя в никому не нужную авантюру!

      Молчит. Думает.

      – Ага, есть план! Мои дружинники устраивают резню на границе.

      – То есть…

      Смотрит с упреком. Какой же я непонятливый!

      – Убивают несколько человек своего племени, а говорят, что убили соседи.

      – Так… прекрасный план. Только, – я понижаю голос, – лишних свидетелей – убрать!

      – Само собой…

      XII

      Осень. Выйдя из школьных дверей, усталый и сосредоточенный, вслушиваешься в звонкий, гаснущий в прозрачной синеве неба, звук. Он дрожит еще, длится в блеклой позолоте листьев, сухом хрусте травы под ногами, в прелом, сладком, пряном запахе земли. «До свиданья, Павел Николаич!» Они бегут мимо к воротам, скользят, как на роликах, исчезают за углом. «До завтра!» До завтра…

      Сегодня четыре раза подряд ты строил неприступные замки, мчался с копьем наперевес навстречу врагу, спасая прекрасных, нежных, беспомощных дам… Над шатрами с геральдическими щитами у входа, над блеском шлемов и копий – далекий, дразнящий зов трубы.

      Вот он. Ждет, нетерпеливо вышагивая вдоль ограды бульвара. На часах – ровно три. Я не опоздал.

      – Привет. Давай лапу. Давно не виделись.

      – Месяца два.

      – Пройдемся? Подышим свежим воздухом.

      Деревья, покачиваясь, медленно плывут назад.

      – Ты что –то совсем пропал из виду. Если бы не моя настырность… Загружен работой?

      – И это тоже.

      – С другом–стихотворцем не встречаешься?

      – Нет.

      – Так–так…

      Молчит, меланхолически посвистывает.

      – Что история КПСС? Движется?

      – Представь себе, да.

      – Как Люба?

      – Чудесно! Передает привет, в гости приглашает.

      – Спасибо.

      – Послушай, – остановился. – Давай не будем так…

      И – камнем с горы:

      – Странный она человек… Люба. Такое чувство, словно все время – над… понимаешь? Словно смотрит из страшного далека, из бездны какой–то! И живет со мной только из желания узнать, что я, все–таки, за таинственное насекомое… Невыносимо! А тут еще вертится этот дурак, поджидает на всех углах, читает стихи, ведет умные разговоры… Здесь нет ревности, но после каждой встречи с ним эта чертова отрешенность в ней так усиливается, что от боли хочется выть! Мы поссорились… Нет, не точно. С ней невозможно поссориться. Это все равно, что руками колошматить воздух. Хорошо, я такой бесчестный честолюбец… Так брось меня! Молчит. Ладно, говорю, давай поженимся и нарожаем кучу