Обними меня. Хафиз Сайфуллаев

И живёте вы в квартире моих родителей. Как понял?! – Борис вплотную приблизил лицо к лицу Марка.

      – Она разводится.

      – И ты обзаведёшься халявной квартирой?! Я правильно понял? – Борис ткнул лбом в голову Марка.

      – Да ясно, хата ему нужна, – добавил смуглый, – Потом продаст её и сольётся.

      – Марк, я же тебя сломаю! – Уже крикнул Борис.

      – Что это тебе даст? – опять спокойно сказал Марк и тут же, охнув, скрючился от резкого удара в живот.

      Били его вдвоём. Он лежал на земле, весь собравшись в комок, закрыв голову руками. Всё время напрягал ту часть тела, по которой, как он полагал, придётся удар. Никак не мог отгадать. Били как раз по местам, где удар не ожидался. Били со знанием. Больно было всегда. «И эти ботинки армейские, жёсткие».

      Прозвучал резкий и оглушающий выстрел. Борис и его приятель отскочили от Марка.

      В дверях подъезда с охотничьим ружьём наперевес стояла Анна. На шее висел патронташ. Марк стал осторожно вытягивать ноги. Он увидел её сквозь пальцы.

      – Любого… Любого, кто ещё хоть раз дотронется до Аврелия, пристрелю.

      При слове «Аврелий» смуглый вопросительно посмотрел на Бориса. Анна указала ружьём на Марка и повторила:

      – Кто его тронет – убью! Борис, ты меня знаешь. Убирайтесь вон! – Анна направила стволы в сторону брата.

      – Дура! – грязно ругаясь, Борис стал пятиться от сестры. Смуглый последовал за ним.

      Анна склонилась над Марком, не отводя ружья от мужчин».

* * *

      Слова…Слова… Я их нахожу. И сам не понимаю, почему Марк становится таким неприкаянным? Почему образ его таким становится. И мне не понятно, я веду рассказ, или это Марк уже живёт той жизнью, которая изначально повела его с моих первых Слов? И я, уже я подчиняюсь этой истории. Хотя мне всегда казалось, что я властитель их жизней и говорят они теми словами, что я им вкладываю в уста. Или я, пишущий, раб своих образов? Раб своих Слов?

* * *

      «Майсара держала коня за уздцы одной рукой, и прикрывала ладонью царапину на лице. Отец легко подогнул переднюю ногу коня и стал разглядывать подошву копыта. Он заметил, что подкова крутой дугой отливала серебром от ударов галечника. Потом он достал из ножен, что висели на поясном платке, нож чёрного металла с лезвием в две пяди. Он укоризненно глянул на дочь. Та стояла, склонив голову. Махсум-почо концом ножа выщелкнул камешек из стрелки копыта и отпустил ногу коня.

      – Душа моя, вы уж не скачите по камням. Два дня назад ты в сай спускалась, люди говорят. Помни, радость моя, у коня четыре ноги, но и он спотыкается. А так, твой соперник – только ветер. И… Никогда и ничего не бойся.

      Махсум-почо подошел к топчану и, ловко скинув протез, сел на узкое одеяло. Майсара закинула узду на обрубленный черенок ивы, зачерпнула в алюминиевый ковш воды и подбежала к отцу. Тот протянул руки.

      В это время к ним неспешно приблизились два всадника в мундирах. Один – председатель в выцветшей гимнастерке и второй, неизвестный, в новой и красивой форме.

      – Добро пожаловать! – Махсум-почо опёрся руками об одеяло, как бы проявляя уважение к гостям желанием приветствовать