Обними меня. Хафиз Сайфуллаев

я слышал вопрос, но взял себе время, чтобы вернуться в мир.

      – Есть будете?

      – А что?

      – Вчерашний плов. Или сардельки, если хотите?

      – Нет, не буду. Попозже, если.

      Дверь закрылась.

      Вот, кстати, тоже! Это когда он от неё уходить будет. «Утренний ветерок сплёл запахи, исходившие из окон, в тугую косу: тут и горячее молоко с ржаной лепёшкой, и яичница с помидорами, и сырные сосиски. И запах укропа. Укропа и базилика».

      Начало всегда важно. Первые слова. Именно они определяют настроение, музыку рассказа. И эти слова надо найти.

      «Попугай лаял в окно на прохожих». Хорошее начало. Где-то игривое, парадоксальное в своей мысли. Но… Но не сюда. Для другого рассказа. Здесь что-то другое. Здесь взрослый человек лет сорока пяти прожил этот срок, так ни к чему не прижившись. Умный, начитанный и размышляющий. Размышляющий на столько, что приходит к мысли, что пресловутая цель в жизни и не нужна. «Цель порабощает» так он думает. И живёт, ни к кому и ни к чему не привязываясь. Физмат и филфак не будут им покорены. Не в силу лености мысли, а ввиду понимания никчёмности университетских знаний. Потом будет работать «на дубляже» на киностудии, спасателем на речке, компаньоном в кооперативе по выпуску лестниц и стремянок, поживёт у состоятельного человека – «на подхвате», со многими женщинами – «просто так». И умрёт он на Красном проспекте в Новосибирске, – замёрзнет на автобусной скамейке с улыбкой на устах.

      Он многим принёс радость в жизнь своим умом и необременительностью. Он жил без цели, но у него было предназначение. Он был нужен миру для некоей гармонии.

      А может, и не умрёт. В моих же руках? Мне не раз говорили, что много боли в моих рассказах.

      Но первая фраза…

      Пожалуй, вот: «Он широко улыбнулся, и не ответить ему тем же было нельзя».

      – Ну, что? Где там вчерашний плов?

* * *

      Монитор сиял. Клавиши послушно приседали.

      «Собака облаяла Марка с некоторой деликатностью, беззлобно. Городок манил провинциальным теплом. Он закурил после недолгого перелёта. Потом подхватил спортивную сумку и пошел к автобусной остановке.

      Сквер у аэропорта украшал АН-2 на косом постаменте. По задумке архитектора, «кукурузник» должен был стремиться в небо, оправдывая свое назначение. На его винте, как на ветке, непрерывно пререкаясь между собой, рядком сидели индийские скворцы. Вид самолета никак не был куда-то устремлённым. Устал он. Невероятно устал и никуда уже лететь не хотел. Пыльные стекла кабины говорили об отрешённости аппарата. Есть такое и в людях, когда уже никуда и ничего. Только размышлять.

      Со скамейки поднялся круглолицый мужчина в тюбетейке и в спортивке:

      – Брат! В город? Гостиница, ресторан? Может, женщину?.. – тоже как-то обыденно. Не агрессивно. Таксист видел, что приезжий «бесперспективный», но спросил. Ибо так надо.

      – Нет, спасибо. Автобусы там? – Марк кивнул в конец сквера.

      – Не дождётесь. Только маршрутки…

      Марк неторопливо пошел дальше. «Где-то я читал, что здесь вкусные лепёшки и виноград», –