Пищевая цепь. Адам Евсеев

не могу.

      Иду в город пешком. На улицах почти нет людей, зато полно военных. Стараясь не обращать на себя их цепкие взгляды, я обхожу стороной открытые места – проверяю несколько магазинов, спрашиваю на кассах и обхожу редких общих знакомых. Но пропавшего никто не видел, а бесконечные, словно на пришельца, взгляды и настойчивые уговоры остаться переночевать в конце концов достают окончательно. На все взятые с собой деньги покупаю тяжеленную пачку собачьего корма и возвращаюсь.

      Мы попросту разминулись. С ним все в порядке, все хорошо. Он давно вернулся и сам меня уже ждет. Наверное, тоже волнуется. С минутку перевожу дыхание и, уже трудом передвигая ногами, преодолеваю последние несколько сотен метров.

      А дом по-прежнему пуст.

      Съедаю полбанки варенья и долго пытаюсь затащить Гектора внутрь. Воспитанный твердой рукой, он стоит столбом едва просунув морду за порог и наотрез отказывается ступать на запретную территорию. Так и не совладав с его упрямством, лежу в постели с закрытыми глазами, но без капли сна.

      Пожалуй, я согласна выйти замуж. Ты только вернись.

      В очередной раз воображаю недоумение на мамином лице, но в этот раз не получается даже хихикнуть.

      Глубокая ночь. Тяжелые удары сотрясают ворота участка. Снаружи доносится крик и я различаю до тошноты омерзительный, чужеродный говор. Гектор не лает – он рвет и мечет. Грохот, грязная, вульгарная ругань. Если не отвечать и не включать свет, они уйдут. Ведь ничего другого им просто не останется.

      Ну когда же, когда же они уйдут?

      Надо загнать Гектора в дом – вдруг перепрыгнет через забор и кого-то покалечит? Едва успев добраться до входной двери, слышу, как ломаются ворота. Лай сменяется рычанием.

      Гром! Это… Выстрел?

      Под взрыв грубого хохота Гектор захлебывается визгом.

      Распахивается дверь, одно за другим в дом вваливаются три тела в военной форме. В ноздри бьют запахи грязных туш, пороха и перегара. Короткая тишина взрывается похотливым гоготом.

      Я на полу. Вспотевшие, засаленные лапы просачиваются под футболку и скользят по моей коже.

      – Уважь освободителей, милая! – скалится один из них, впиваясь в мои губы.

      Чувствую на зубах его язык. Я не хочу ему навредить. Я просто хочу, чтобы он ушел.

      Но человек кричит от боли и отшатывается.

      – Шлюха. – звучит из темноты новый голос.

      Вспышка, лицо немеет от боли.

      Джинсы начинают сползать.

      Не могу пошевельнуться. Скользкая пятерня до боли сжимает грудь, холодные пальцы впиваются в мои ноги и тянут в разные стороны. Тот, кого я ударила, пристраивается посередине. Снимает штаны, затем грязное, покрытое пятнами белье.

      Нет, прошу вас, не надо! Я умоляю, пожалуйста!

      Соленая, вспотевшая ладонь на моих губах. Уродливый кривоватый отросток приближается к моей…

      Грохот. Его голова разлетается на куски, а тело мешком падает на пол. Пульсирующие струи горячей крови вырываются фонтанами