Унция. Андрей Морсин

перепончатые, как бутоны ядовитых цветов, воронки, торчащие из гондолы цепеллина. Казалось, они шевелятся на своих стеблях, прислушиваясь к происходящему на улицах и под крышами домов.

      Старик открыл футляр с тромбоном, и на сердце сразу посветлело от его солнечной меди. Уже в компании верного друга он вернулся к мыслям об Октавиане. Время от времени их навещали матросы с весточками из Европы. А недавно его мальчик написал, что уяснил простую истину – выбирая дело в жизни, человек либо отдыхает душой на работе, либо работа всем весом отдыхает на душе. Там же сказал и о любви: чем она дальше, тем она ближе.

      Слова сына остались для Гракха загадкой, поскольку его любовь всегда была и рядом, и близко. Он разглядел её сквозь мундштук тромбона, как астроном – звезду в телескоп, когда юная Амма пришла на танцплощадку городского парка. Достаточно было всего раз дунуть в её сторону, чтобы музыка отразилась от глаз красавицы и вернулась к старому холостяку, став ещё прекраснее и рассказав о девушке всё.

      Да, женитьба с Аммой принесла в каждый уголок их дома полнейшую гармонию. Конечно, когда дети начинали звучать одновременно, дом шатался, но разве была музыка лучше, пусть нестройного и разрушительного, но хора любимых голосов!

      Погружённый в воспоминания, Гракх не заметил, как дверь открылась, и в лавочку бочком вошёл тучный господин с тростью. Порыв ветра, ворвавшись следом, подхватил оперные партитуры и рассеял по полу. Гракх опомнился и бросился собирать разлетевшиеся листы, на один из которых неловкий посетитель наступил ногой. Ползая на четвереньках, он добрался до штиблеты, стоявшей на заключительной части «Травиаты».

      – Позвольте, любезная штиблета, – язвительный старик похлопал по лаковому носку, различая своё искажённое отражение. – Это слишком трагичный финал, чтобы ещё и топтать его!

      Незнакомец поглядел сверху и убрал ногу.

      – О, вы не представляете, сколько раз я его скушал! Буквально, знаю назубок, – воскликнул тоненьким, не вяжущимся с внушительной фигурой, голоском.

      Гракх не обратил внимания на оговорку и вернулся за прилавок, где принялся аккуратно раскладывать ноты. Незнакомец тем временем осматривал инструменты, медью, серебром и лакированным деревом заполонившие всё вокруг.

      – У вас богатый выбор, – с видом знатока щёлкнул по раструбу тубы. – Вот инструмент, который мне по душе!

      – А что, собственно, вы хотели, любезный? – Гракх исподлобья оглядел безупречный костюм посетителя.

      – О, сущий пустяк. Мне нужен тромбон и, желательно, с историей.

      Сказанное незнакомцем отчего-то расстроило старого музыканта.

      – Ну, знаете, тромбон это далеко не пустяк! – сказал он, невольно беря инструмент в руки и наводя на широкий, до ушей, рот. – Тромбон – это, это…

      Что-то вдруг вскипело в душе Гракха – то ли досада, то ли чувство обиды за верного друга, и он, в ответ