Девять рассказов. Дж. Д. Сэлинджер

площадке лежала галоша Рамоны. Элоиза взяла ее и швырнула со всей силы через перила; галоша шумно шваркнулась об пол прихожей.

      Элоиза щелкнула выключателем в комнате Рамоны и ухватилась за него, словно ища опоры. Она постояла, глядя на Рамону. Затем отпустила выключатель и быстро подошла к кровати.

      – Рамона. Проснись. Проснись.

      Рамона спала на самом краю кровати, свесив попку справа. Ее очки лежали на тумбочке с Дональдом Даком, аккуратно сложенные дужками вниз.

      – Рамона!

      Девочка проснулась, резко втянув воздух. Она широко раскрыла глаза, но почти сразу прищурилась.

      – Мамочка.

      – Ты, вроде, сказала, что Джимми Джиммирино насмерть переехали?

      – Что?

      – Ты слышала, что, – сказала Элоиза. – Почему ты спишь на самом краю?

      – Потому, – сказала Рамона.

      – Почему потому? Рамона, мне не хочется…

      – Потому что не хочу задеть Микки.

      – Кого?

      – Микки, – сказала Рамона, потирая носик. – Микки Миккеранно.

      Элоиза сказала, срываясь на крик:

      – Ложись посреди кровати. Ну-ка.

      Рамона, ужасно испугавшись, только вскинула глаза на Элоизу.

      – Ну, ладно, – Элоиза схватила Рамону за лодыжки и рывком переместила ее на середину кровати. Рамона не стала ни сопротивляться, ни плакать; она дала переместить себя, но внутренне осталась непреклонной. – А теперь спать, – сказала Элоиза, тяжело дыша. – Глазки закрывай… Ты слышала, что я сказала: закрывай.

      Рамона закрыла глаза.

      Элоиза подошла к выключателю и нажала. Но еще долго стояла на пороге. Затем вдруг бросилась в темноте к тумбочке, ударилась коленкой о край кровати, но не обратила внимания на боль. Она взяла очки Рамоны и, держа обеими руками, прижала к щеке. По лицу покатились слезы, стекая на очки.

      – Бедный дядюшка Криволап, – повторяла она раз за разом. Потом положила очки обратно на тумбочку, стеклами вниз.

      Она нагнулась, покачнувшись, и принялась подтыкать края рамониной постели. Рамона не спала. Она тоже плакала все это время. Элоиза поцеловала ее в губы, убрала влажные волосы с глаз дочки и вышла из комнаты.

      Она спустилась, сильно шатаясь, и разбудила Мэри Джейн.

      – Чотакое? Кто? А? – сказала Мэри Джейн, подскочив на диване.

      – Мэри Джейн. Послушай. Пожалуйста, – сказала Элоиза, всхлипнув. – Помнишь наш первый курс, как я купила в Бойсе такое платье, коричневое с желтым, а Мириам Болл мне сказала, в Нью-Йорке никто такие не носит, и я проплакала всю ночь? – Элоиза встряхнула Мэри Джейн за руку. – Я ведь была хорошенькой, – взмолилась она, – правда ведь?

      Накануне войны с эскимосами

      Пять суббот подряд Джинни Мэннокс играла по утрам на Ист-сайдских теннисных кортах с Селеной Графф, одноклассницей из школы мисс Бэйсхор. Джинни открыто считала Селену первой занудой в школе мисс Бэйсхор – школе, очевидно кишевшей первостатейными занудами, – но в то же время не знала никого, кроме Селены, кто бы приносил все время новенькие банки с теннисными мячиками. Отец Селены делал