Улица 17. Сесиль Монблазе

Неужели ему придется перерыть весь Мехико в поисках той, чью фамилию он даже не знал?

      Родриго усмехнулся и завел будильник на шесть часов утра. У него еще есть время… или нет?

      V

      Инес встала рано. Она чувствовала, что сегодня ее день. Матери Анхелике, наверное, еще снится приятный сон – у нее никогда не бывает кошмаров. А у Инес изредка бывают воспоминания о прошлой жизни. Вот она сидит, вся обколотая, в дыму, в чаду и с незнакомыми людьми. Вены приятно гудят, а через некоторое время начнут натужно наматываться на костяшки. С ней кто-то лежит, потому что ей надо было купить очередную дозу. Так всегда бывает, даже если отец у тебя знаменитость. Впрочем, бывшая, это тоже надо знать. Современное поколение предпочитает слушать невнятные бормотания Арки.

      – Уууу, ааа! – завывает одиозная певица, Мэрилин Мэнсон нового поколения, в наушниках.

      Инес не снимает их во время секса с незнакомцами, чтобы не было так противно. Ее родители развелись, потому что… ой, она снова не помнит. Ей же надо что-то сделать ради дозы? Не делать ничего не менее противно, Инес предпочитает работать. Как-то один хмырь сказал, что она такая красивая куколка и предложил ей жить у него, а она, дура, послушалась. Тогда она вкинулась и чуть не утонула в бассейне.

      – Святая Мать-Смерть, дай мне денег, – жгла она свечи с неведомыми ароматами потом, когда он ее бросил. Казалось, что Святая Мать молчит. Она забыла, как наизусть читается «Отче наш» – без этого молитвы к смертоносной деве не имеют силы. У нее стала плохая память, горбатая спина, как будто бы съеденная рахитом, и бледное лицо. Как она, впрочем, была красива тогда!

      Сейчас Инес смотрела на себя в зеркало и поправляла апостольник. Ей надо было встать раньше всех и все убрать – а монастырь такой большой, целого XVII века, когда здесь еще правили испанцы! Испанцы… Она вздохнула. Тот человек за церковной оградой тоже испанец. У него большие черные глаза, бледная кожа и растрепанные волосы. Он ей не нравится, нет, но отцу Педро он по вкусу. Правда ли, что его готовят в священники? Она этого не знала, но на всякий случай избегала его. Монастырское платье облегало ее фигуру, потому что Инес стала неожиданно много есть и хорошо готовить.

      Ей было весело петь, принимаясь за пылесос, который специально для монастыря сделал чудик Хайме. Он так смешно говорил, когда она на него нажимала, и мог за минуту очистить замусоренный пол, если на нем скопилось много грязи. Она захихикала и включила его, вспоминая бледное лицо компьютерного гения, смутившегося при ее появлении. «И кто тут вообще монах? Ясно, что не я!» – подумала она. Пылесос последовал за ней в монастырскую библиотеку, где штабелями лежали старые книги и даже древние подклеенные журналы мод, непонятно как туда занесенные.

      – Ой, нет, Куру, зачем-ты ешь брошюры, – бросилась она к пылесосу, который нашел для себя развлечение в поедании сваленных в стороне кем-то из старых злых монахинь билетов и разных рекламных листов то ли монастыря, то ли католицизма. Пылесос недоверчиво запищал и наехал Инес на ногу. Она ойкнула и влезла на большое, так называемое