Судоходство в пролет. Алексей Смирнов

догадался, что это специальная лечебная физкультура для склеротически-артритических пальчиков, которые роются в кошелечках, все рассыпают, заполошно зовут на помощь: Коля! Коля…

      Коля, нагруженный верблюдом, суетится и беспомощно приседает рядом. Очередь пропитывается настроением кобры.

      Надо было ввести такую физкультуру и в нашей больнице. С разрабатыванием суставов. Чтобы покупали гречку, да в рваном пакете – простите, я перевешу, да чтобы стыдно стало, что вообще пришла лечиться и покупать еду.

      Одна беда: у меня суставы в порядке. Но это временно.

      Есть еще одна беда: крупная купюра. Рублей сто. Ее меняют всем магазином. Но это отдельная тема.

      Маршал Кейтель

      Мое недельное – дольше – сражение с раковиной завершилось безоговорочной капитуляцией и раковины, и трубы.

      Воспользовавшись хирургическим орудием, я извлек из трубы маршала Кейтеля, и он подписал акт. Он, маршал, представлял собой жалкое зрелище.

      Когда-то он был картошкой. И жил бы себе в условиях сельского хозяйства. Так нет же, устроил агрессию – и против кого! Против человека, который умеет делать пункции…

      Новая баня Цили Аароновны

      С утра в мою бедную голову ломится даже не лытдыбр, а нечто непоименуемое.

      Вот взял и вдруг вспомнил новую баню Цили Аароновны, нашей дачной соседки. Она не снимала дачу, она володела ею сама, и у нее была резная, она же кованая, калитка.

      И был у нее еще зять, с машиной, который построил эту самую баню. Баня была из красного кирпича, а вела к ней, как принято в волшебных странах, дорога из кирпича желтого.

      – Заходите, заходите, – приговаривала Циля Аароновна, приглашая нас осмотреть баню. Нам было до этой бани, как до пизды, но мы вошли. Следом за гордой Цилей Аароновной, которая шагала впереди и терла руки передником.

      Совершенно новая, необъезженная еще баня. Предбанник, полки, печка, шайки.

      Никто в ней еще не успел помыться.

      И вот что меня поразило: уже тогда, на девственно чистых бревнах, еще сохранявших аромат смолы и леса вообще, была выцарапана надпись. Такие надписи так просто не делаются, тут подоплека нужна. Написано было следующее: «Люблю тебя, котенок, люблю твои глаза. Но ты еще ребенок, тебя любить нельзя».

      Я моментально вспомнил о древнем обычае запускать в помещение кошку. Первой, на счастье. Очевидно, нечто подобное состоялось и здесь, но не в коня корм, баня сгорела.

      Бытовая зоология

      Кроту за стеной остоебало сверлить, и он купил новые инструменты.

      Постукивание, поглаживание, вкрадчивое растирание. А я как раз собрался вздремнуть, но теперь придется соснуть. У Крота.

      Мне кажется, что на восстановление Петергофа после развеселой немецко-фашистской оккупации ушло меньше сил и средств.

      О, у него объявилось нечто долбежное. И еще пила.

      Все ли читали рассказ Кафки «Нора»? Там про крота. Как он обустраивал нору.

      Один к одному.

      Иногда я радуюсь,