Время перемен. Анвар Расулович Кураев

ещё, бабушка, – попыталась возразить девка.

      – Поговори мне тут! Котомку собирай, упрямица, и делай, как вождь приказал, – оборвала старуха.

      Младшая Исгерд раздосадовано повернулась и решительным шагом вышла из комнаты.

      – Где мама её? Тоже баба боли? – поинтересовался Марк.

      – Та поумнее моего, в прачки пошла. А этой, вот, нравится людей мучить. Уж у неё к семнадцати годам и рука набита, и знаний от меня набралась – иные и к тридцати пяти столько не знают. Да только главного она не поймёт: забирает эта работа, высасывает без остатка, а наградой – кладбище из тех, кто у тебя на койке издох.

      – Она тоже мёртвого Комада вспоминала вчера, – припомнил Тром слова младшей Исгерд тогда, в корчме, – Что-ж, никому из вас вождь, более искусный в бою, не нужен?

      – Горной страной правят воины, и мне против этого не возразить. Наши границы – главное. Да как не сожалеть, что Комад ушёл, если один он помогал мне тут? Узвар давно свою бабу боли завёл, ему до нас дела нет. Грисвольд с Игги тоже к ней ходят. Курт и его люди старались помогать, пока Верт ему голову не отрубил. Десятники да свита Курта приходили всё реже, потом совсем перестали. Видно, другие дела у них…

      Говорила она всё это с сожалением и досадой, но без нытья, готовая принять судьбу, как бы ни повернулось. Тром уважал это.

      – Я тебе помогу. У меня своей избы боли нет, не обзавёлся пока, так что ты мне нужна. Только учти: чем лучше мне ногу выправишь, тем дольше моя помощь длиться будет. Хромому мне быстро голову отчекрыжат, как Курту. Без головы я тебе не помощник!

      Марк расхохотался:

      – Ну вот и поможем друг другу!

      – Вы не пожалеете, воины. Те, в избах вождей – мне не чета. Дай бог пять раз в месяц врачуют. Только отваром больных поить умеют, да вожди не поймут. А я по три раза в день, а то и больше. И так почти пятьдесят лет уже. Мудрое решение, вождь.

      – Всяк кулик своё болото хвалит! Сказал же – помогу. Задницу мне лизать не надо. Это вон, Узвар любит.

      – Ты присмотрись к его бабе боли, вождь, как будет оказия. Поймёшь, что я не просто так говорю.

      Тром кивнул, надеясь уже отвязаться от этого разговора. Будто ему нечем заняться, кроме как смотреть за чужими бабами боли. Он повернулся к Марку:

      – Приведи мне коня.

      Выйти из избы оказалось непросто, хоть громила и помогал. Взобраться в седло ещё труднее. От взора друга не укрылась гримаса боли, когда Тром усаживался.

      – Не сверзнешься, вождь? – спросил Марк, запрыгивая на своего скакуна.

      – Нет, – односложно отвечал Тром, хоть был в этом далеко не уверен.

      Дальше он терпел. Конь шагал, а он терпел. Хотел подумать о предстоящем сходе, да куда там! Все силы на боль уходили. При каждом шаге рану рвёт. А чуть конь неудачно шагнёт – вообще разрывает. Тром ждал: вот-вот и швы лопнут, а куски мяса с кровью разбрызгаются по дороге, такая была боль. Но держали швы. А он сжал зубы и сидел прямо. Пусть народ думает, что сосредоточен и строг. Все приветствовали. Когда хватало сил, Тром кивал в ответ, но чаще просто проезжал мимо. «Запишут