Стальное сердце. Кэролайн Ли

миновать наводнений и прочих напастей.

      – Тихо! – Джон О’Фаррелл стучит кулаком по столу, и тут же все стихает – нечасто бывает, чтобы он вспылил. – Тихо, – повторяет он уже спокойнее. – Укрепления строить придется, как ни крути – приказ самого Черчилля.

      Подает голос Стивен Александер, румяный, с тонкими, как пух, волосами:

      – При всем уважении, будь то хоть приказ самого Господа Бога, все равно неправильно это.

      Возмущенные замечания: как бы ты ни злился, грех богохульствовать. Стивен, извинившись, соглашается – да, мол, пить надо меньше.

      Джон О’Фаррелл покашливает.

      – Для строительства укреплений требуются рабочие руки. Потому предупреждаю, через две недели к нам прибудет большая партия иностранных военнопленных.

      Потрясенное молчание.

      – Иностранцев? – переспрашивает кто-то.

      – Да, итальянцев, их держали в плену в Северной Африке. Тысяча человек.

      Поднимается гвалт.

      – Тысяча?

      – Да вы шутите! – слышен крик.

      О’Фаррелл стоит с невозмутимым лицом, но руками с силой упирается в стол, аж костяшки белеют от натуги.

      – Военнопленных разместят, – говорит он, – на Шелки-Холме.

      – Нет! – хором откликаются два голоса из задних рядов.

      Все, кто есть в зале, оборачиваются – это двойняшки Рид, в последнее время в Керкуолле их не видно.

      – Нет, нельзя этого допустить, – возмущается одна, голос у нее дрожит; вторая шумно дышит, будто от быстрого бега.

      – Вы уж простите, – отвечает О’Фаррелл, – но это дело решенное.

      Все молча ждут, что они скажут.

      – Господи Иисусе! – громко восклицает Стивен Александер. – Шелки-Холм! Добром все это не кончится.

      И на сей раз никто его не попрекает за то, что помянул имя Божие всуе.

      Народ выходит из ратуши, перешептываясь: слыхали, что там творится, на Шелки-Холме? Люди пропадают, странные огни зажигаются, слышатся откуда-то звуки. А в море там живет существо, прекрасное и страшное, сводит человека с ума одним своим видом.

      Мало того, что девочки поселились на проклятом острове, качают головой люди, еще и тысячи военнопленных им там не хватало! Кто знает, каких еще ужасов ждать?

      Джон О’Фаррелл сидит за столом, на девушек даже не смотрит.

      – Ваш долг этому помешать, – говорит одна.

      – Простите. – О’Фаррелл сгребает бумаги, начинает заталкивать их в портфель. – Я высказывался против.

      – Но… это же наш дом. Вы обещали…

      – Да. Я обещал вашему отцу о вас заботиться. Но это… – О’Фаррелл разводит руками, указывает на кипу бумаг.

      – Это важнее?

      О’Фаррелл отводит взгляд, прячет остатки бумаг в портфель и, щелкнув замком, встает.

      – Возвращайтесь-ка лучше в Керкуолл, – отвечает он. – Отец бы ваш не одобрил, что вы там, на острове, одни…

      – А рядом тысяча мужчин? – спрашивает одна из девушек с застывшим лицом.

      И, развернувшись, они выходят из ратуши навстречу вечернему холоду.

      Те, кто подслушивал под дверью, рвутся их нагнать,