Стальное сердце. Кэролайн Ли

через неделю после прибытия итальянцев, мы с Кон сидим неподалеку от лагеря, возле куста дрока.

      Мы сидим не шелохнувшись, и вдруг краем глаза я замечаю движение. Вдоль колючей проволоки, снаружи, шагает человек в темно-зеленой форме лагерной охраны. Издалека лица не разглядеть, но по светлым волосам и широким плечам я узнаю Энгуса Маклауда. И он смотрит на нас в упор.

      Меня будто окатили ледяной водой.

      – Ах ты гад, – бормочу я; мне уже совсем не до итальянцев. – Пойдем, Кон. Домой, в хижину. (Еще не поздно, она его пока не увидела.)

      Кон пытается возразить.

      – Пойдем, – повторяю я; грудь сдавило, во рту пересохло. (Только не поворачивайся к нему, только не поворачивайся!)

      Поздно, Энгус уже шагает к нам, ухмыляется.

      С бьющимся сердцем встаю и спрашиваю, следя, чтобы голос не дрогнул:

      – Ты что здесь делаешь?

      – Разве так здороваются, Дот? Думал, ты мне обрадуешься. Кон, я вижу, рада. Правда, Кон? – Энгус всегда умел нас различать, еще со школьных времен.

      – Ты здесь охранник? – спрашивает сдавленным голосом Кон. – Как ты в охранники выбился?

      Энгус поворачивается туда-сюда, раскинув руки, будто хвалится новенькой формой.

      – Слыхал я, ты на той неделе в море искупалась, Дот.

      – Не твое дело.

      – Ты, говорят, со скалы прыгнула, чуть не утонула. Подозрительно это: зачем тебе итальянцев из моря вытаскивать? Потому что на острове ни одного мужика? – Маклауд похотливо усмехается.

      – Лучше держись подальше отсюда, Энгус.

      – Да ну, ерунда это, все слухи про ваш остров. Вам тут живется, похоже, припеваючи. И виды здесь красивые. – Маклауд жестом обводит пейзаж и нас.

      – Убирайся домой, в Керкуолл, – цежу я сквозь зубы.

      – Полегче, Дот, а не то прослывешь стервой, как твоя сестра. Я просто смотрю, любуюсь, что тут такого?

      Кон стоит рядом и тяжело дышит. Я обнимаю ее за плечи, притягиваю к себе:

      – Пойдем. Скорей домой.

      Мы отворачиваемся от него.

      – Ай-ай-ай, как нехорошо! – кричит нам вслед Энгус. – А на пирог не позовете?

      Всю дорогу до дома я чувствую, что Энгус смотрит нам в спину, и не могу отделаться от мысли, что нам от него не сбежать, как ни старайся.

      Нам от него не избавиться. Меня будто кулаком в грудь ударили. Я начинаю вдруг задыхаться.

      Затягиваю потуже окно парусиной, прислоняю к раме распиленную пополам доску, подперев камнями. Кон гвоздем подкручивает шурупы в дверных петлях, а потом мы, стоя на кровати, перекладываем доски, листы пластмассы и парусину, которыми заделана дыра в крыше. Небольшая дырочка все-таки остается, сквозь нее виден клочок вечернего неба, но ничего не поделаешь.

      Затем, не говоря ни слова, мы достаем из шкафа на кухне отцовское ружье. Я протягиваю Кон патроны, и она заряжает оружие.

      Ложась спать, мы кладем ружье на кровать между нами.

      Среди ночи в хижину к нам стучат. Вернее, скребется кто-то – сначала царапает