Стальное сердце. Кэролайн Ли

постой! – не умолкает Кон.

      Но я, точно не слыша, толкаю что есть силы нашу лодчонку. Та будто вросла. Кряхтя, колочу по деревянному борту.

      – Стой, Дот! – кричит Кон. – Никуда мы не поплывем.

      Лодка застряла в песке; с залива снова доносится скрежет гибнущего корабля, и я подвываю:

      – Давай же, чертова посудина!

      Сдвинув наконец лодку, я сталкиваю ее на воду.

      – Давай останемся, – просит Кон и кивком указывает на дальний берег, на Керкуолл, где по-прежнему воют сирены, мелькают тени, мечутся лучи фонариков. Мы на целую милю ближе к заливу Скапа-Флоу, чем они, здесь у нас пахнет дымом, слышны крики. Кон ни с места.

      – Сама и оставайся, – огрызаюсь я и, спрыгнув в лодку, опускаю в воду весла, отчаливаю.

      А собаки все воют, сирена все надрывается.

      Пожалуйста, пожалуйста, твержу я про себя, глядя на Кон. И представляю, как вернусь в хижину, а она лежит там мертвая. Или я сама утону. Не хочу ее здесь бросать. Но и смотреть, как люди тонут, тоже не могу.

      Кон закрывает лицо руками, наверняка и она думает о том же.

      Рявкнув «Стой!», она прыгает в воду, шагает к лодке, перелезает через борт. Я пытаюсь ей помочь, но она отмахивается.

      Протягиваю ей весло.

      – Помирать, так вместе, раз уж конец света нагрянул, – говорит она, и я узнаю прежнюю Кон, а не тот комочек страха, в который она с недавних пор превратилась.

      – Не придуривайся, – отвечаю я. – Никто не тонет.

      Кроме тех моряков.

      Мы налегаем на весла.

      Высокой волной от взрыва нас отбрасывает далеко в сторону, Кон ахает. Под нами чернильная тьма, над нами раскрытой пастью зияет небо.

      Где-то рядом, в заливе, притаилась немецкая подлодка, ищет цель…

      Взбухает черной тучей густой дым, судно заваливается сильнее, дула орудий смотрят в усыпанное звездами небо.

      – Вон там! – вскрикиваем мы хором. Глядимся друг в друга, будто в зеркало, – губы сжаты, обе дрожим. Кон, хоть и отпускала шуточки про конец света, смертельно напугана, как и я.

      За бортом, лицом вниз, качается на волнах человек. В руку ему вцепился другой – барахтается, отплевывается.

      Я перегибаюсь через борт и пытаюсь вытащить его из воды. Он скользкий, рот разинут в беззвучном крике.

      Мы втаскиваем его в лодку, он кашляет и отплевывается, лежа на дне. Я тереблю его за плечо, он моргает, трясет головой.

      Плывем дальше. Как выбрать, кого из них спасать? Как понять, кто из них хороший человек, а кто плохой? Богач, бедняк, нищий, вор.

      В воде плавают трупы, лицом кверху. Глаза широко раскрыты, на лицах печать изумления, как бывает при нежданной встрече со смертью. Нет, даже не изумления, а почти смирения.

      Подбираем еще двоих, еле живых. Лодка, сильно осевшая, едва не переворачивается, когда втаскиваем последнего. Бледный и дрожащий, он мешком валится на дно подле двух других. Один из них стонет, по-звериному. Те, что в воде, машут руками, зовут на помощь из последних сил.

      Не можем мы их взять.

      – Другие лодки уже на подходе, – кричу я им. И спешу отвернуться – вдруг увижу,