Нюрнберг. Николай Лебедев

завопила женщина на немецком.

      Павлов развернулся и принялся собирать со ступеней рассыпавшиеся столовые приборы.

      – Да вот твои ложки, успокойся! – он протянул женщине блеснувшую на солнце утварь и вдруг замер. Помедлив мгновение, сначала осел, потом скатился вниз по ступеням к подножию лестницы. Ложки запрыгали следом.

      Все произошло так стремительно, что никто и охнуть не успел. Только женщина враз смолкла, уставившись на распростершееся на земле тело.

      Волгин подскочил к бойцу, подхватил его под шею:

      – Павлов! Юра!..

      Голова Павлова моталась из стороны в сторону. В виске виднелось кровавое отверстие.

      Волгин осторожно положил бойца на камни и прикрыл плащ-палаткой. Потом поднял голову, огляделся по сторонам.

      – Откуда стреляли? – глухо спросил он.

      – Кажись, оттуда же, – растерянно ответил один из солдат. – Из того же окна…

      – Оставайтесь здесь, – распорядился Волгин.

      Он схватил автомат и помчался к дому. Он бежал по открытому пространству, вокруг продолжался рев и вой, земля вставала на дыбы. Но Волгин будто не видел этого. Он перемахивал пролет за пролетом через три ступени и в прыжке перелетел разлом на третьем этаже, даже не притормозив.

      Он ворвался в комнату, выпустил очередь и лишь затем в осколках зеркала увидел у окна силуэт.

      Он метнулся к этому силуэту, рывком поднял его и прижал к стене – снайперская винтовка отлетела в угол; он приставил к груди автомат, нащупал пальцем курок и лишь в этот момент увидел, что перед ним подросток, почти ребенок.

      Мальчишка глядел на него заплаканными глазами, испуганный и злой. Губы его тряслись. Рыжеватый чуб был похож на чуб Павлова, такой же закопченный и непокорный.

      Волгин шагнул назад, опуская автомат. Мальчишка сполз по стене на землю.

      – Что ж ты наделал-то, а? – проговорил Волгин. Будто сам себе проговорил.

      Мальчишка глядел на него снизу вверх и не понимал, что случилось.

      Волгин посмотрел в окно, и ему показалось, что среди дыма он увидел птиц. Откуда здесь, в пылающем Берлине, было взяться сейчас голубям?

      Но голуби летели – целая стая, взмывали все выше и выше, разгоняя крыльями дым. А за дымом было небо.

      3. Это горькое слово – победа

      Берлин – огромный, бескрайний город, который еще несколько дней назад пылал и корчился в последних конвульсиях страшной войны, – теперь был тих и почти безжизнен. По улицам неспешно бродили жители, собирая на развалинах сохранившийся скарб. Бои закончились, пора было думать о мирной жизни. Издалека неслась музыка, играл патефон.

      Репродуктор со столба докладывал, что на отдельных участках фронта все еще происходят столкновения с недобитыми гитлеровскими подразделениями, но советские войска вкупе с союзниками скоро погасят последние очаги сопротивления.

      Волгин сидел на груде битого кирпича и покусывал карандаш. На колене лежал планшет, на планшете – письмо Павлова матери, которое Волгин извлек из кармана рядового. Поверх письма