Нюрнберг. Николай Лебедев

ласково произнесла Лена, делая знак Волгину, чтобы он не встревал. – Что за лагерь, что за распродажа?

      – Лагерь как лагерь. Там была распродажа, я купила две кастрюли и вот эту картину. Там еще всякое распродавали – и одежду, и ложки-вилки, но уж больно они были никчемные, – торговка брезгливо фыркнула. Потом погладила раму и посмотрела на портрет с некоторой даже любовью. – А картина мне понравилась. Посмотрите на нее, это же произведение искусства! Такую картину каждый захочет повесить у себя дома и будет доволен. Я бы повесила, – незаметно для себя самой торговка вновь принялась рекламировать товар.

      Волгин еле сдерживался:

      – Что за лагерь?

      – Да тот, за городом. Где были пленные.

      – Какие еще пленные?

      – Русские. Их там много было.

      – Это был лагерь военнопленных? – ошеломленно произнес Волгин.

      – Ну да. Лагерь военнопленных, их там держали, в бараках. В лагере я и купила!.. На распродаже.

      Тут раздался визг, а затем резкий свист. Торговка испуганно, будто защищая, прижала портрет к груди.

      Вокруг забегали, засуетились люди – будто в большой муравейник кто-то воткнул палку. Кричали женщины, продавцы привычно прятали свой товар, некоторые стремительно откатывали в сторону тележки.

      Сквозь толпу, расталкивая народ, бежал высокий худой брюнет в длиннополом пальто. За ним мчались несколько солдат военной полиции. Офицер вовсю свистел в свисток, раздувая щеки.

      Брюнет опрокидывал прилавки, отшвыривал всех, кто попадался на пути. Он споткнулся, упал, а когда поднялся, выхватил из-за пазухи пистолет и, не целясь, выстрелил в сторону преследователей.

      Женщины завопили пуще прежнего и бросились врассыпную.