Нюрнберг. Николай Лебедев

Волгин подумал и прибавил, пряча улыбку: – И русский немного.

      – Шутник? – неприязненно поинтересовался полковник. – Мне обещали боевого офицера, а не артиста погорелого театра.

      – Три года на передовой. Войсковая разведка.

      – Разведка – это хорошо. – Мигачев взял со стола пачку фотографий и сунул в ящик стола. Волгин понял, что эти действия – лишь способ уйти от прямого контакта. Полковник прощупывал его, но делал это неприметно. Оценивал. – Слыхал, ты был один из лучших в дивизии? Ну, посмотрим.

      Он уселся за стол и уткнулся в бумаги.

      – Обустраивайся пока, разведка, и жди дальнейших распоряжений. Свободен!

      – Товарищ полковник, разрешите по личному вопросу?

      Мигачев поднял глаза и в упор уставился на собеседника.

      – Я ищу человека, – Волгин предпочел не тянуть и принять молчание полковника за разрешение продолжить разговор. – Рядовой Николай Волгин. Это мой брат. Он где-то здесь, в Нюрнберге…

      – Зайцев! – перебил Мигачев. Из-за стеллажа вновь высунулся круглолицый лейтенант. – Рядовой Волгин – знаешь такого?

      – Никак нет! – браво отрапортовал Зайцев.

      – Ну, если Зайцев не знает, то никто не знает, – резюмировал полковник, разведя руками. Лейтенант против воли разулыбался такому комплименту. Улыбка у него и впрямь была замечательная – открытая и сразу располагавшая к себе.

      Волгин задумался на мгновение, потом произнес:

      – А где можно справиться?..

      – Вот что, капитан, – резко перебил его Мигачев, – у нас тут, вообще-то, важные дела. Вон в тюрьме высшие чины гитлеровской Германии, на носу крупнейший международный военный трибунал, и он уже на грани срыва. Гитлеровское подполье активизировалось, а мы с союзниками никак договориться не можем, как видишь…

      В кабинет, растолкав солдат, вбежала запыхавшаяся темноволосая девушка в гимнастерке. Миловидное лицо ее было бледным, она растерянно шевелила губами. По выражению лица девушки можно было определить, что произошло нечто неординарное.

      – Что такое, Маша? – спросил Мигачев.

      – Товарищ полковник!.. Там, в тюрьме…

      – Что в тюрьме?

      – Лей повесился! Прямо в своей камере!..

      В кабинете повисла тишина.

      – Вот тебе и начало трибунала! – наконец произнес Мигачев и с досадой хлопнул по столу ладонью.

      Клерки, осторожно выглянувшие в окно, увидели, что во дворе тюрьмы, примыкавшей с тыльной стороны к зданию Дворца правосудия, уже царила суматоха: бегали солдаты и офицеры, а также люди в белых халатах.

      8. Разговор с тенью

      Такого, конечно, никто не ожидал.

      В нюрнбергской тюрьме, построенной по пенсильванскому принципу – четыре здания, сходящиеся торцами к единому центру и оттого сверху напоминающие цветок, они отлично просматривались с основного поста, мышь не прошмыгнет, а возле камер топтались солдаты, поставленные присматривать за каждым заключенным, – чрезвычайные происшествия были чем-то из ряда вон выходящим.

      Комендант