Бес меченый. Вера Гривина

тьмы на него надвигается что-то ужасное и вместе с тем невообразимо манящее.

      – Не могу долее терпеть! – прошептал колдовской женский голос. – Любый ты мой!

      Теперь Савва ясно различил в темноте женщину в белой рубахе и с распущенными волосами.

      «Фекла!» – догадался он и ощутил панический страх.

      «Нет! Не она ко мне явилась, а сам лукавый в женском обличии замыслил совратить раба Божьего в Великий день. Чур меня! Чур меня!»

      – Сгинь! Сгинь, бесовское отродье! – прохрипел Савва и осенил себя знамением.

      Болезненно вскрикнув, женщина выбежала вон. Обмерший юноша услышал из сеней рыдания, а затем наступила тишина.

      Савва так и не смог уснуть. Утром он себя чувствовал совершенно разбитым: голова казалась пудовой, лицо горело, руки тряслись, ноги дрожали. Но хуже всего было душевное смятение, от которого не спасали даже молитвы.

      Спустившись на утреннюю трапезу в горницу, Савва к своему мзумлению увидел пустой стол и сидящего на лавке печального Бажена.

      – Беда у меня случилась, сынок, – пожаловался старик. – Жена вдруг занедужила.

      Новость застала Савву врасплох.

      – Что случилось с твоей женой? – взволнованно спросил он.

      Хозяин досадливо махнул рукой.

      – Бог ее ведает! Лежит белее полотна – то хохочет, как бесноватая, то рыдать начинает в три ручья.

      В горницу вошла жена Косорота – толстая, неопрятная баба.

      – На стол подавать али нет?

      – Да, мне и кусок в глотку не полезет, – сердито отозвался Бажен.

      «А мне так очень доже полезет», – с тоской подумал Савва.

      Душевные муки нисколько не повлияли на его аппетит. Молодой организм требовал пищи телесной, однако хозяина мало заботило то, что гость останется голодным.

      – Ступай отсель! – велел Бажен бабе и, горестно вздохнув, обратился к своему постояльцу: – Придется тебе, Саввушка, уйти от меня. Ты уж прости старика.

      Савва и сам был рад убраться от скупердяя, но ради приличия поинтересовался:

      – Али я обидел вас? За что ты гонишь меня?

      Бажен виновато развел руками.

      – Ты, сынок, стал мне родным, но, видать, око у тебя худое. Прежде жена моя никогда не хворала, нынче же она лежит сама не своя. Ступай-ка, милый, с Богом! Мы же с Феклой будем молить Господа за тебя.

      Возблагодарив Всевышнего за то, что все так разрешилось, гость бросился собирать вещи. Перед уходом он подумал:

      «Надобно на всякий случай задобрить старика. Ссориться с ним мне не с руки».

      Савва положил на стол три серебряные монеты и сказал смущенно:

      – Вот тебе плата за лавку.

      – Обижаешь сынок, – проворчал Бажен, но его взгляд цепко ухватился за подношение.

      Юноша поклонился и произнес уже более уверенно:

      – Не обижай и ты меня. Прими сей дар в знак уважения к тебе.

      Старик не стал больше спорить и схватил деньги, при этом глаза у него вспыхнули так алчно, что у Саввы мороз