Пятьдесят три письма моему любимому. Лейла Аттар

хотелось проникнуть в темно-карие глубины его глаз.

      – Трой! – К пирсу подошли Боб с Элизабет. – Как думаешь, ты сможешь прокатить парочку стариков?

      – Залезайте, – ответил Трой.

      – Шейда, накорми Хафиза как следует, – сказала Элизабет. – Он примчался сюда за тобой. – Она помолчала, переводя взгляд с Троя на Хафиза. – А вы знакомы?

      Пока она представляла их друг другу, я затаила дыхание.

      Трой, это Хафиз, муж Шейды. Ее якорь, ее скала, ее надежная гавань.

      Хафиз, это Трой, течение, которое унесло ее в открытое море так далеко, что она позабыла дорогу домой.

      Они пожали руки – надежный, земной человек и непредсказуемая, беспокойная небесная молния. Я ощущала себя деревом, разложенным на элементы, – корни глубоко в земле, листья шелестят в небесах.

      – Приятно познакомиться, – сказал Хафиз.

      – Взаимно, – ответил Трой.

      – О, Шейда, чуть не забыл, – сказал Боб, садясь в лодку. – Я сказал Трою, что ты займешься им, когда я уеду. Покажешь ему несколько вариантов?

      Меня охватил темный ужас, но я кивнула.

      – Спасибо. – Лодка отчалила, и он помахал мне.

      – Папа, а это что? – Теребили Хафиза Наташа и Заин.

      – Кое-что для мамы. – Хафиз протянул мне белую коробку.

      – Открывай! – сказал Заин.

      Порывшись в кусочках упаковочной пены, я вытащила пакетик, обернутый в пупырчатую пленку. Внутри лежала композиция из четырех фигурок, объединенных общей основой. Матовый костяной фарфор изображал силуэты отца, матери, дочери и сына.

      – Как красиво, – сказала Наташа, любуясь деталями фигурок.

      Но это было больше. Она даже представить себе не могла, насколько.

      Я отвернулась от Троя, который прокладывал курс к мерцающим миражам на горизонте, и сжала руку Хафиза. Его подарок напомнил мне об иных временах, до того, как появились Наташа и Заин, до того, как фарфоровые осколки, запачканные кровью, оставили уколы и надрезы в наших сердцах.

      5. Пляж

ПРОШЛОЕ

      10 июля 1982 года

      Самое главное, что я помню о первой встрече с Хафизом, – это его улыбка. Не та, с которой он приветствовал меня, но та, что я заметила потом, когда он думал, что я не смотрю на него.

      Это было через два месяца после моего приезда в Торонто. Подозреваю, что тетя Заррин организовала встречу еще до того, как мой самолет приземлился. Она была младшей сестрой Мааман и прирожденной свахой.

      – Но я же ничего о нем не знаю! – возмутилась я, когда она объявила, что пригласила Хафиза и всю его семью на обед.

      – Относись к этому, как к возможному началу, – ответила она. – Если он тебе не понравится, ты можешь больше никогда с ним не встречаться.

      В тот день я рано вышла из дома. Мне нужен был какой-то знак, знамение, хрустальный шар, чтобы заглянуть в будущее. Был ясный день – голубое небо, отличная видимость. Я села на траву возле пляжа и смотрела, как мир проносился мимо меня. Вращение велосипедных колес, блестящие тела, играющие в пляжный волейбол, тающие рожки мороженого,