Под небом. Легитимный Легат

не сунусь, – обиженно буркнул воробей себе под нос.

      – Ты что-нибудь понял, Рони? – Виктор повернулся к нему, склонив голову набок.

      – Понял.

      Коршуну и этого не хватило, пристал хуже соринки в носке:

      – Мало понять, надо запомнить хорошенько. Я не ищу новых друзей.

      «А даже если б тебе они и понадобились, ни одного бы не нашел», – смолчал Рони, глянув исподлобья. Стоило что-то ответить, сохранив достойный вид. Не рискнув здоровьем стаи.

      – Размечтался. Мне для дела, никаких обид.

      – Дело у нас с тобой одно, и, видит небо, – он вздохнул, – я надеюсь, что ненадолго.

      – Хоть в этом соглашусь, – бросил Рони и прицелился. Бах! Новая дыра возникла между рисованной шеей и подбородком на мишени.

      Не туда выстрелил. Считай, убил.

      А Виктор кивнул, довольный, как кровь воробьев почуял:

      – Неплохо. – Рони это и сам видел, без подсказок. – Только рано радуешься.

      – По мне видно, что я радуюсь? – улыбка и не тронула губы. Нечему воробью радоваться, когда в дело идет порох, и неважно, кто подает искру.

      – Должен бы, мне косой помощник и бесплатно не нужен.

      Рони стрелял по мишеням, попадая в краску тремя патронами из шести. Промахнулся даже пару раз совсем обидно – так руки крепко сжимали рукоять. И представлялись на месте мишеней совсем другие пейзажи. И почти срывались с губ слова: «Негоже тому, кто почти летать научился, таким дураком быть!» И тянул палец за крючок, отжимал, выпуская пулю. Прямо в наглое фарфоровое лицо.

      IV. Гэтшир, бой без пороха

      Два дня пролетели незаметно. В чай снова подливали молоко, и спорить с местными порядками не представлялось возможным. Рони зевал от раннего подъема, проклиная коршуновый штаб: копошились там двадцать три часа из всех возможных, прерываясь лишь на собрание утром в пабе через дорогу. Эту традицию Рони крепко обожал, сладко отсыпаясь в кратком миге тишины.

      Разлад пропитал не только дряхлые доски штаба. Рони растолкали час назад, а в зале царило запустение: не все коршуны собрались, и здесь проявляя дурную дисциплину. Наглой девчонки не видать, прибыли только Ульрика, горластый да главный мучитель с кабаном. Виктор, что явился лишь полчаса назад, казалось, и вовсе не спал. Отсел в сторону, дописывая какой-то отчет, и черкал в нем порой так громко, будто ножом по дереву водил. Да и лицо на себе принес такое, что и заговорить опасно – бриться то ли назло не стал, то ли забыл. Любой хмурой туче его поставишь в пример.

      Говорят, что люди привыкают к хорошему очень быстро. За неимением хорошего, в Гэтшире научились привыкать к худшему. Вот и Рони привык.

      Правда, никто не говорил, что репертуар у худшего меняется, и так быстро. По лестнице заспешили шаги, деловито и ритмично. Ульрика приподняла голову, высунув щербатое лицо поверх газеты.

      – Спешу доложить в личном порядке! – объявился запыхавшийся мужичок в подмокшем синем мундире. Подбородок разделен на две части, туго перетянутый креплением для головного убора. Рони подул на чай и прищурился: сколько жандармов переглядел