Под небом. Легитимный Легат

погладила его по плечу.

      Не отрывая взгляда от квинса, так и взвешивая его на ладони, Рони подошел к стойке. Хоть в чем-то коршуны не врут – убивать они его не заставят.

      – Ладно. Я понял. – Он пошире расставил ноги, будто земля нетвердая или заманили его коршуны на лед. – Показывайте ваше грязное дело.

      И подарил уже лихой, почти злостный взгляд мишеням.

      Ох и пожалеет еще этот Виктор со своей страшной бабой, что его – лучшего из воробьев! – оружием снабдили.

      Как Рони и предполагал – особого ума для перезарядки и стрельбы из квинса не требовалось. Только привычка, да готовность стать последней тварью.

      – Плечи не уводи и так не задирай, – вздохнул Виктор, почти брезгливо надавив на левую лопатку.

      С такой же небрежностью Рони бы скидывал его труп в Войку, будь он душегубом. А так – оставалось скрипеть зубами и фантазировать, подобно бедняку – о стейке.

      – Ага, уже лучше, – словами Виктор обещал одно, а тон его выдавал другое.

      Для коршунов, небось, спина Стивена ничем не отличается от мешковины. Все одно: попадись им Лея, Жанет или девчонка-подросток, что под небо только забралась. Синее с красным, живое станет неживым.

      Рони стрелял, и с непривычки звенело в ушах. Есть у острого слуха и обратная сторона. Казалось, голова начала потрескивать, как хрусталь в багаже: еще малость – и расколется от уха до лба.

      Он и не сразу подметил, как беззвучно ругает самого себя. И вовсе не за то, что рукоять держит и прогнулся под чужую волю. За все время в коршуновом гнезде – ни одной знакомой хари, кроме Йельса. Как так сталось, что за эти годы ни разу своего врага Рони в лицо не признавал: столкнись они хоть на площади под вечер, хоть ранним утром, до отбоя?.. Жанет предостерегала года четыре назад, нашептывая пару имен: то ли Фритц, то ли Финчер. Или то был жандарм? Быть может, их специально меняют, отсылая из города в город, чтобы не примелькались? Или…

      Рони почти прорычал, вновь промазав.

      – Малой, – захрипел женский голос у него над ухом, – ты в каких облаках витаешь? Напрягись, не то за порох полы мыть пойдешь.

      В ушах еще звенело, и Рони обернулся. Вид на Виктора перегородила Ульрика. От нее тянуло чем-то кислым и тяжелым, то ли пойлом, то ли лекарством. Вернулась, у жаровни погревшись. Одного взгляда вблизи ему хватило, чтобы заметить очередной недостаток: вес тела смещен на левую, так не стоят и не ходят здоровые люди. Если и порхала эта птичка, то недолго и давно.

      – Нужно соединить в тебе то, что умеешь, с тем, чего отродясь не делал, – подошла она поближе.

      Рони мучительно вздохнул. Не о такой близости с женщинами он мечтал. Ульрика рубанула ладонью у его пояса, где оснастку на вылазках крепят.

      – Клином ты метко бьешь и без прицела. Здесь и того проще.

      На словах у нее все ладится, а сама ногу подволакивает, и коршунам сгодилась не пойми чем. Сначала Рони посмеялся над ее менторскими потугами. Потом, как Ульрика показала, что и девица с квинсом управиться может, насуропил брови. Из соревнования со слабым полом дело пошло чуть легче.

      Ульрика