Миллион алых роз. Виктор Георгиевич Рымарев

если нам доводилось нечаянно встретиться. Эх, посмотрел бы я, как ты улыбалась, опоздай тогда старшой минут на пятнадцать.

      Но: что не вышло, то не вышло. Я пахал озимые, стараясь не вспоминать Зинулю, а сам только и думал о ней.

      Тем временем, шабашники отремонтировали ферму и получили расчёт. На всех пришлось двадцать четыре тысячи. Не знаю, как они делили зарплату, но деньги немалые, если учесть, сколько авансов взяли.

      Рассчитался и Федотыч. Шесть тысяч хапнул. И чего дурак при таких руках всю жизнь проторчал на зоне? Живи честно, работай, был бы кум королю. А так, спрашивается: куда ему, старому хрычу деньги?

      В тот вечер мы втроём (бабка Марья, Федотыч и я) на кухне сообразили отвальную. Федотыч расщедрился по случаю отъезда, и я, соответственно, в долгу не остался. Ведь и мой срок кончался, утром предстояло возвращаться в Калинин.

      Сидим, соображаем, как вдруг вваливается Гена.

      – Привет честной компании.

      – Здоров, Геннадий, – приветствую его. – Присаживайся, дёрни с нами на прощание.

      И двигаю к нему стопку.

      Гена выпил, закусил и кивает на пустые бутылки.

      – Отвальная?

      – Завтра уезжаю, – подтверждаю я.

      – А ты?

      И Гена как-то странно посмотрел на Федотыча.

      Тот спокойно догрыз огурчик и, в свою очередь, уставился на Гену.

      – А что?

      – Судьбу испытать не желаешь?

      Это Гена так, про судьбу. Но Федотыч – тёртый калач.

      – Почему бы нет.

      Ответил и рукой провёл по лицу. Весь хмель одним движением стёр.

      – Только учти, – продолжает Федотыч, – в соседней деревне работают два корефана. Если к утру не вернусь…

      – Не маленькие, – осклабился Гена. – Законы знаем.

      – Николашка! – Федотыч швырнул на стол пачку червонцев. – Беги к Лариске (наша сельповская продавщица) и возьми у неё все карты. Сколько есть. И ящик водки.

      – Водка имеется, – встрял Геннадий.

      – И ящик водки, – голос у Федотыча зазвенел сталью. – Отнесёшь всё к ним, в общагу, – спокойно закончил он.

      Я взял деньги и – пулей в магазин. Лариски в лавке не оказалось. Пришлось идти к ней домой. У Лариски глаза едва не выскочили, когда я потребовал ящик водки и все карты, что есть в наличии.

      – Куда тебе столько?

      – Не мне.

      – Ах, да, – сообразила Лариска, – у них сегодня расчёт. Но всё равно много. У меня этих карт целая коробка. Всего две колоды продала.

      – Давай коробку. Бери деньги, пошли в лавку.

      – Ох, неладно, Николашенька, – запричитала Лариска, втискиваясь в телогрейку. – Чует моё сердце, добром у них не кончится. Не ходи ты к ним. Оставайся лучше у меня. Мы не хуже время проведём. И чего ты к ним привязался?

      Если бы я знал.

      Вру. Знал. Отлично знал, какая нелёгкая тянула меня туда. Зинуля. Последняя надежда была у меня на эту ночь. Перепьются, передерутся…

      В общаге было всё готово к игре. Окна занавешены, комната чисто убрана, длинный обеденный стол заставлен бутылками и тарелками.