Миллион алых роз. Виктор Георгиевич Рымарев

на жизнь хватало.

      В том же 1992 году у них родилась девочка. Хорошенькая, крепенькая и очень разумная. С ней не было хлопот, и женщина удивлялась другим мамашам, вечно ругавшим своих детей.

      Беда пришла неожиданно. В 1995 году, возвращаясь с работы, сварщик купил в ларьке бутылку аперитива, выпил перед ужином стакан, а ночью умер.

      На похороны ушли все деньги, что у неё были. И это притом, что памятник и оградку ей сделали на вагонном заводе бесплатно. Комбинат к этому времени практически развалился, и для неё с девочкой настали чёрные дни. Теперь она сама, не понаслышке, узнала, что это такое: смотреть в глаза голодного ребёнка. Было продано всё, что можно было продать, включая мебель, телевизор и ставший ненужным холодильник.

      Ни родители, ни родные ничем не могли ей помочь, сами перебивались с хлеба на воду. Брат, прежде хваставший своими заработками, второй год ходил как в воду опущенный. Возвращаться в деревню не имело смысла: на ферме осталось всего тридцать восемь коров, и тем со дня на день идти под нож…

      «Что делать? Что делать? – беззвучно шепчет женщина, раскачиваясь на стуле. – Чем кормить ребёнка? Доктор прописал двенадцать уколов, а денег нет и на один».

      Оставалось последнее средство.

      Она встала и отправилась на кухню. Умылась холодной водой и привела себя в порядок перед крохотным зеркальцем, единственным оставшимся в доме.

      Стара. И некрасива. Кто польстится на такую?

      Надела последнее не проданное платье, в котором расписывалась пять лет назад и решительно вышла на улицу.

      Куда идти?

      Дошла до Горбатки (билет на автобус стоит целых пятьсот рублей) и, в раздумье, остановилась возле магазина. Насколько ей было известно, полагалось идти в мотель или другую гостиницу, а ещё лучше – в ресторан. Но там ей нечего делать. Нет денег, да и вид не тот. Ей бы чего попроще.

      Недалеко от неё несколько грузин, как она называла их по старинке, торговали картошкой. Её раздумья они расценили по-своему.

      – Эй, красавица, бери картошку, – обратился к ней кто-то из грузин. – Недорого продам.

      Она вздрогнула и… решилась.

      – У меня нет денег. – Она вопросительно оглядела всех мужчин по очереди. – Вы не могли бы дать мне десять тысяч? Я рассчитаюсь, – торопливо добавила она, силясь улыбнуться.

      – Э, – брезгливо поморщился самый старый грузин, – иди, дорогая.

      И тогда она разрыдалась.

      – У меня дочь умирает. Ей хочется пирожное. Она ни разу в жизни не ела его.

      – Э, – опять поморщился старик. – Иди. Иди отсюда. Не мешай торговать.

      Она повернулась и пошла. Плечи её вздрагивали от непрекращающихся рыданий, и женщина не сразу почувствовала на одном из них чужую руку. Она остановилась. Испуганно обернулась.

      Перед ней стоял грузин, самый молодой из тех. В правой руке он держал большой оранжевый апельсин.

      – Сколько лет твоей девочке? – спросил парень, протягивая апельсин, и по голосу женщина определила, что именно