Мемуары шпионской юности. Вячеслав Гуревич

JC прикончил свой стейк и отставляет тарелку, оставив на ней пару ломтиков картошки. Уссацца какие манеры.

      – Мы можем о делах?

      JC взялся за руль. Хватит кокетничать.

      – Что же ты такого недоговорил на своем интервью? Ты осознаешь, что ложь на заявлении может привести к депортации?

      – А я и не лгал. Но я и не устроил шоу, как с Эдит.

      Пауза.

      – А чем ты вообще в России занимался? Ты использовал этот свой «дар»?

      Вот мы и подошли к интересной части.

      – Насколько вы разбираетесь в советской жизни? Вы знаете, что такое «цеховик»?

      Официантка приносит десерт. Яблочный пирог a la mode, то есть подогретый с мороженым сверху. И «нью-йоркский чизкейк». JC заверил меня, что эти два блюда – то, на чем стоят Америка и Нью-Йорк, соответственно.

      Мы делимся, чтобы дать мне попробовать оба. Оба действительно потрясающи. Половина чизкейка слетает по моему пищеводу быстрее, чем Шумахер на «Формуле-1», только без рева мотора. Я меняю тарелки. A la mode звучит претенциозно, но концепция сочетания подогретого пирога с мороженым посылает сноболексические возражения подальше.

      – You like?

      Исключительно из вежливости я мычу в ответ. Какие уж там разговоры. Господи, дай мне силу воли остановиться на полтарелке и предложить остальное JC.

      I love America. Им надо бомбардировать советское посольство этими десертами; через пару дней им придется нанять дополнительный персонал для перебежчиков. Мои вкусовые рецепторы давят на меня встать навытяжку и с рукой на сердце спеть «O Say Can You See».

      Или что-нибудь в этом роде. Текста я конечно не знаю. Я кот из Стругацких, который знает две строчки любой песни. «Это есть наш последний»? «Allons enfants de la рatrie»?

      Да, я «читаю» мысли – правильнее сказать, я «читаю» микрожесты и выражения лица, меня невозможно обмануть, но мое собственное лицо открыто нараспашку. Даже JC видит, что там написано.

      – Можешь доесть пирог, в меня столько не влезет.

      Я осознаю, что на тарелке осталось буквально на два укуса. Стыдно-то как. Я опускаю глаза и бормочу спасибо, тише не бывает.

      – Итак. – JC медленно помешивает сахар в кофе. – «Tsekh» – это секция на заводе, правилно? Ты был nachalnik tzekha? Это ответственная работа, нет? Ты слишком молодой, по-моему.

      Вот в чем проблема с этой ихней «Плющевой лигой» – Толстого они учат, но про теневую экономику ни слова.

      – Цеховик – это бизнесмен, – объясняю.

      JC фыркает.

      – Это черный рынок? Fartza?

      – Я понимаю ваш скептицизм. Вы думаете о прыщавых юнцах с запахом изо рта и ужасным акцентом, которые хватают тебя на улице и шепчут: «„Левис“ джинс? „Мальборо“»? Их трудно уважать, я не спорю. Уже не говоря о том, что каждый второй из них стукач. Если человек не хочет привлекать внимание, их лучше избегать.

      – А ты тогда кто будешь? Что же такое ты делал в России?

      – Это не так просто объяснить.

      Я колеблюсь… по идее, я мог бы это объяснить за одну минуту.