Мемуары шпионской юности. Вячеслав Гуревич

противоположностью космонавтов – тише воды ниже травы, получают дома-машины, оставаясь полностью в тени. К сожалению, с физикой у меня было дело плохо. Дальше законов Ньютона дело не пошло. Электричество было от лукавого. Телевизор я мог запросто поставить на алтарь и приносить ему жертвы в виде воблы и какао.

      Оставались шпионы, они же разведчики. Я не буду писать диссертацию на тему «Образ агента КГБ в советской литературе и кино», потому что законы жанра обязывают прибегнуть к симулякрам и парадигмам и прочей философообразной тягомотине. Скажем так: советский разведчик был Эйнштейном в теле олимпийского гимнаста с набором джеймс-бондовских талантов, и жизнь его была сплошным гламуром. Он шастал по Нью-Йорку и Парижу в громадной сияющей машине, срывая один план капиталистов развязать войну за другим. Он получал свои медали за дверями, закрытыми на сто замков, и устало смотрел на мир, который он спасал снова и снова, до тошноты, через линзу всезнающей, все испытавшей мудрости. Его шрамы в интимных местах были свидетельством правды, которую знал он, но не знали ни его начальники, ни их соперники. Его женщина была гламурнее всех блондинок, и она жила и любила его такими же усталыми глазами и ждала его возвращения в полном неведении того, чем он занимается, где находится, кого трахает и когда вернется, если вернется вообще. Как и его друзья по пьедесталу – космонавты-ядерщики, – разведчик не знал, где ближайший пункт сдачи посуды и во сколько выносить мусор.

      Но с возрастом до меня постепенно доходило, что, помимо стальных мускулов и снайперских навыков, разведчик нуждается в идеальной партийной биографии, включая гойскую чистоту крови – или хотя бы пару звонков из очень высоких мест, – и фантазия, «как с белых яблонь дым».

      Вплоть до сегодняшнего дня.

      TWENTY-SEVEN

      Свеженький как огурчик после утренней спортивной ходьбы и овощного коктейля из свежих моркови и сельдерея, начальник контрразведки Рэмблер разглядывал агента Конкорда с некоторым интересом. Это было примерно то, что хорошо заполняло просвет между сочным диетическим пойлом и десятью каплями «Джек Дэниэлс» в утреннем кофе.

      – Итак, ваш друг предлагает, чтобы мы сочинили ему фейковую должность с полным легальным прикрытием. Умница какая, надо же.

      – Я не вижу, чем мы рискуем, – пробормотал Конкорд. – Он уже почти что ее соблазнил. Возможно, я не осведомлен, но пара подложных документов и визит уборщицы на явочную квартиру – это не такая уж высокая цена для того, чтобы скомпрометировать советского дипломата.

      – Мы создаем фейковую личность, апробированную ЦРУ, которая в будущем может быть использована другой стороной, – сказал Рэмблер. – Вы правы: у вас недостает опыта для таких вещей. Кроме того, скажите вашему другу, что его отказ осчастливить нас своим присутствием и пройти детектор лжи не вызывают у нас энтузиазма поддержать его начинания. Немножко паранойи – хорошо, много паранойи – плохо. К тому же у него иммиграционное досье всего на полстраницы.