Анналы тенниса. Джулиан Маршалл

дворцом в Тeмпле (Temple). Этот корт был известен П. Барселлону (P. Barcellon), который написал очень важную небольшую книгу, названную «Régles et Principes de Paume»,126 на которую мы будем ссылаться далее. Барселлон,127 сам великий игрок, а также писатель, замечает особенность этого корта, которая будет оценена теннисистами. Все углы отверстий были острыми, так что мяч, который касался внутреннего края, обязательно входил в отверстие (enter)128, и только те, которые ударяли по самому краю, могли отскочить на площадку. Этот старый корт, до того, как его переделали, был ареной триумфов великих Шаррье (Charriers), отца и сына.; младший из них, Амедей (Amédée), принимал подачу с невозмутимым хладнокровием и по одиннадцати раз подряд возвращал мяч из пентхауса с лета закручивая его в дедансы. Он был первоклассным игроком своего времени, хотя у него были деформированы обе ноги.

      Женщины-игроки не были редкими в этот период: около 1760 года появилась мадемуазель Бунель (Bunel), которая играла довольно хорошо и часто участвовала в матче с принцем де Конде. Однако она никогда не одевалась по-мужски, а довольствовалась короткой юбкой и легким жакетом, что нисколько не ограничивало ее подвижности, с которой она летала из стороны в сторону по двору: по словам тогдашнего историка,129 еще иногда играла даже в шестидесятилетнем возрасте. Он еще более суров к жене Массона, которая держала корт на улице Гренель-Сент-Оноре (Rue Grenelle St. Honoré), будучи в то время на двадцать девятом году жизни, обладала крепким запястьем и некоторыми способностями к теннису, умела хорошо подрезать мяч; но обладала чересчур придирчивым, ревнивым и угрюмым нравом, который заставлял ее ссориться из-за каждого удара, в то время как маркер боялся высказать ей неблагоприятное мнение, опасаясь получить после этого один-два удара мячом по телу и скудный обед. Сам Масон, желая сохранить спокойствие в семье, всегда соглашался со своей «маленькой Коко», как он ее называл, в ее суждениях, и несчастный любитель вскоре был вынужден смириться с некоторыми потерями и покинуть корт, чтобы не оставаться дольше и не участвовать в битве.

      Однако, как справедливо замечает de Man***oux, если бы женщина, обладающая достаточной силой и умением для игры, а также обычными прелестями и привлекательностью своего пола, сделала теннис своей профессией и держала корт, то нет никакого сомнения, что ее коммерческий успех был бы огромным.130

      Корт графа д'Артуа, последнего из трипотов, постигла судьба жил многих его предшественников: он превратился в театр, как и большинство придворных семнадцатого века. Там нашли свой приют сначала Фоли-Майер (Folies-Mayer), потом Фоли-Нувель (Folies-Nouvelles) и, наконец, Театр Деазе (Théâtre Déjazet). В 1780 году, когда он был построен, он уже был почти редкостью в Париже. И если в 1657 году в городе было, как мы уже видели, более ста кортов, то к концу XVIII века, включая этот, осталось не более десяти:131

      2. На улице Борепэр (Rue Beaurepaire), но мало посещаемый.

      3. На улице д'Экуфф (Rue d’Ecouffes), последний в квартале

126

A Paris, Chex l’Auteur, rus de Seine, No. 1442, ou Masarine, No. 1580. De Imprimerie de Delance, An VIII. (1800).

127

De Man***eux описывает его необычайно грациозным и хорошо сложенным игроком и образцом точности в игре, а также дружелюбия и честности в своем характере и поведении.

128

Определение enter, см. в конце книги.

129

De Man***eux, pp. 160,161; здесь неправильно называет ее имя- Фунель (Funel).

130

Автор лично помнит эту молодую женщину, племянницу старого Гарсена из Фонтенбло и сестру Серафина (Séraphin), парижского маркера, у которой был очень хороший стиль игры, и которая хорошо учила игре. Один раз, притворившись полным незнанием тенниса, автор убедил ее дать урок, но безуспешно: она заметила уловку. Г. Ламберт сказал мне, что он видел, как в теннис играют две молодые дамы, а третья отмечает игру.

131

De Man***eux (p. vii.) говорит, что их было тринадцать, и он называет (р. 84) Jeu Quarré на улице Бобур (Rue Beaubourg); возможно, в то время еще существовал корт на Rue Hyacinthe, но автор не может точно назвать был ли в Париже тринадцатый корт.