Огонь. Матс Страндберг

матери загораются, когда она читает статью и видит фотографию заплаканной Моники возле заколоченных дверей кафе. Ничто так не радует мать, как информация о чужом несчастье. Сигареты да плохие новости – вот и все ее радости, и Анна-Карин не знает, что более вредно. И более отвратительно. Правда, в отличие от пассивного курения, пассивное злорадство, по крайней мере, не так опасно для здоровья окружающих.

      Анна-Карин встает и с грохотом ставит тарелку в раковину.

      – А вымыть тарелку? – спрашивает мама.

      – Помою потом, – отвечает Анна-Карин, выходя в прихожую.

      – На то, чтобы сполоснуть тарелку, много времени не нужно.

      Мать говорит это так, будто именно ей приходится все время мыть посуду.

      – Сейчас я тороплюсь. – Анна-Карин идет в ванную и чистит зубы.

      Они живут на деньги от продажи фермы и на ту компенсацию, которую страховая компания все-таки выплатила за сгоревший коровник. Но этих денег надолго не хватит. Мать все время говорит, что будет искать работу. Но, когда Анна-Карин возвращается из гимназии, сплошь и рядом оказывается, что мать целый день просидела дома и даже не выходила в магазин за продуктами.

      Анна-Карин не хочет даже себе самой признаться, что разочарована. В глубине души она надеялась на перемены, на то, что переезд в город вдохнет в мать жизнь. Однако ничего не произошло. На ферме у матери были хоть какие-то дела. А здесь – ничем не занятая и одинокая – она на глазах у Анны-Карин все глубже погружалась в парализующую депрессию.

      Временами Анна-Карин в панике думала о том, что произойдет, когда деньги, на которые они живут, закончатся.

* * *

      Воздух дрожит над горячим асфальтом, и от этого школа, виднеющаяся в отдалении, кажется миражом.

      Мину проходит мимо автозаправки, где она когда-то купила газету со статьей про «сговор самоубийц в Энгельсфорской гимназии». Сколько воды утекло с тех пор, как она прочитала в той газете интервью с Густавом. Тогда ей казалось, что она будет ненавидеть его всю жизнь. Теперь они стали друзьями.

      Ее мысли прервал резкий гудок автомобиля. Три коротких сигнала. Темно-синий «Мерседес» остановился на обочине. Окно беззвучно открылось, и женщина, сидевшая за рулем, обратилась к Мину:

      – Здравствуй, Мину! Как прошли каникулы?

      Мину и Адриана Лопес обменялись несколькими незначащими фразами, но взгляд у директрисы был озабоченным.

      – Мы возобновляем занятия в парке. Предупреди остальных. Встречаемся в обычное время.

      – Хорошо, – сказала Мину.

      Адриана провела рукой по стриженным «под пажа» темным, безукоризненно уложенным волосам.

      – У нас произошли… кое-какие изменения… – сказала она, не глядя Мину в глаза, и замялась. – Увидимся в субботу. А сейчас мне нужно ехать. Куда годится, если директор опоздает в школу в первый учебный день?

      Адриана выехала на дорогу и прибавила скорость. Мину проводила машину взглядом, и ей показалось, что директриса смотрит на нее в зеркало заднего вида.

      Мопед Кевина Монсона протарахтел мимо, почти задев Мину. Мину испуганно