Гора ветров. Анна Таволгина

братьях и детстве, которое было точно таким же, как и у большей части ребятишек этого города в первое послевоенное десятилетие. Слово за слово он разговорился. Слова казались ему избитыми, события банальными, но он чувствовал, что Вера слушает, и продолжал говорить с закрытыми глазами. «У меня ноги затекли», – она осторожно убрала его голову со своих колен, подложив свернутую кофту. И он почувствовал себя оставленным, но в следующее мгновение ощутил ее тепло у себя под боком. Он взял Верину руку в свою и не выпускал, пока не устал говорить.

      Вечером, когда они вернулись, он пригласил ее в ресторан. Она покачала головой.

      – Почему? – ему стало интересно, потому что сам он не любил бывать там. Но есть в доме было нечего. В ответ она замялась.

      – Так что же?

      – Не обижайся, но я думаю, тебя хорошо знают там…

      Он посмотрел на Веру в ее чудесном платье, которое он попросил надеть. И ему стало неловко. Они нажарили картошки и съели ее с остатками сосисок.

      Наутро она сказала, что ей нужно ехать, что она обещала ребенку вечером театр.

      – Сколько лет ребенку?

      – Четырнадцать.

      – Ого, четырнадцать! Почему бы ей не сходить с друзьями?

      Вера промолчала и отвернулась. Андрей обнял ее и поцеловал в шею. «Всего лишь один день», – подумала она и осталась.

      10

      Саша открыл дверь кладовки, которая дохнула застоявшимся запахом старых вещей. Все тут было навалено скопом. Он искал верхонки5 – стер руки в кровь, когда пилил дрова с отцом. Не думая признаваться, продолжал сжимать рукоятку пилы, пока отец не уселся перекурить. У того ладони были словно из дерева, с крепкими, пожелтевшими от табака пальцами. Он вытряхнул папиросу из пачки и глянул на Сашу исподлобья:

      – Что-то быстро ты уделался.

      – Я – нет.

      – Хорош на сегодня.

      Докурив, отец пошел принять свой послеобеденный стаканчик. Средний сын вызывал тупое раздражение. Вот Игорь – тот другое дело. Работяга и выпить не дурак. С тех пор, как старший съехал, вечерами поддержать компанию было не с кем: друзей не водилось, а соседи уязвляли гордость. «Всё вертятся, устраиваются, норовят хапнуть побольше, – привычно думал он. – Вот и она туда же», – дальше шла мысль про жену по накатанной, и глухая злоба поднималась в душе. Он опрокидывал стакан, и зыбкое равновесие восстанавливалось. «Слабаки», – думал он про младших сыновей. И все труднее было успокоиться. Его бесила их жизнь, Сашкин гараж, Ванькина пацанва и то, что жена вечно брала сторону детей.

      Сашка водил дружбу с соседскими мужиками, копался в их «железках». И они, встречая сына, тянули ему руки как равному, кивая отцу издалека и слегка.

      «Рабочий – основа всего. Как же иначе? На нас все и держится. А эти все ловчат, все норовят устроиться за наш счет…» Дальше мысль буксовала. «Щенок», – привычно подумал он о Саше и налил второй стакан.

5

Рабочие рукавицы.