Поздно. Темно. Далеко. Гарри Гордон

Ольга Михайловна, – стоял Плющ. – Как ваше здоровье?

      – Врачи говорят, что нормально, – засмеялась Ольга Михайловна, – а я думаю – не совсем. Так, ничего…

      – Как у Карлика дела?

      Ольга Михайловна вздохнула:

      – Все хорошо, как же еще? Ну, а ты как, пишешь?

      – А что еще делать, – как бы извиняясь, засмеялся Плющ.

      – Молодец, – Ольга Михайловна помедлила и посмотрела в книгу.

      Плющ, пятясь, вышел.

      – Помочь чем-нибудь? – спросил он Розу.

      – Та! – сказала Роза, – мужчины могут только мешать. – Сергеев, вот куда ты девал салфетки?

      Вбежал Игорь с авоськой хлеба.

      – Это Плющик? – полувопросительно сказал он.

      – Какой он тебе Плющик, вот нахал, – возмутилась Роза. – Он – Костик, или даже дядя Костик.

      – Плющик, Плющик, кто же еще, – Плющ обнял Игоря за плечи, – «Костик» – неинтересно, «Плющик» – интереснее. Ну, ты здоровый стал. Наверное, стихи уже пишешь?

      – Какие стихи, Костя, он же безграмотный, – веселился Сергеев.

      Игорь подошел к отцу, двумя пальцами сильно сжал ему запястье, заглянул в глаза:

      – А-а-й?

      – Игорек, совсем забыла, – сказала Роза, – сбегай, купи еще минералки.

      – Рубчик, – быстро сказал Игорь.

      – Опять нахал! Давай беги, у тебя еще осталось с хлеба?

      – Хватит, – хлопнул Игорь по карману. Он вбежал к бабушке и поцеловал ее.

      – Иди, иди, лизунчик, – оторвалась от книги Ольга Михайловна.

      У двери Игорь остановился, сжал зубы и, сильно артикулируя, спросил с еврейским акцентом:

      – Бабушка, ты жидовка-а-а?

      – Да, да, – махала рукой бабушка, – иди уже.

      – Где же это кодло? – Роза посмотрела на часы.

      – Уже без двадцати. Не люблю, когда опаздывают.

      – Розочка, как же опаздывают?

      – Все равно. Полковник всегда приходит раньше.

      Полковник пришел через минуту. Вот уже почти год, как он вышел в отставку и вернулся в Одессу. Ему предлагали в Москве квартиру и работу, что-то по части политпросвета, но он отказался, – тянуло в Одессу, хотелось заново родиться в пятьдесят лет.

      С сорок третьего года на фронте, он, после нескольких лет в Германии, всю воинскую жизнь свою провел в Сибири, в Забайкалье, наезжая в Одессу только в отпуск. С фронта он привез боевую подругу Асю, все было как в советской сказке, или песне: он – лейтенант, она – регулировщица.

      Ася на фотографиях тех лет была хорошенькая, с ямочками на щеках и в горжетке из чернобурки. На горжетке были лисьи лапки, и поэтому маленький Карлик был убежден, что Ася – мужественная женщина, стальной солдат, (был такой китайский фильм), или Зоя Космодемьянская. Ее пытали, но она не выдавала, на все вопросы отвечала «нет», и только улыбалась, пугая немцев ямочками на щеках.

      Полковник потащил Плюща в опустевшую кухню.

      – Поговорить надо, – бросил он Асе через плечо. – Костик, закури, – сказал он, – и дай мне потянуть.

      Он