Страх. Анатолий Рыбаков

нашего лучшего машиниста?

      Она показала на портрет Сталина.

      – Почему машиниста? – не сразу поняла Нина.

      – Ну как же. Железнодорожники пишут: наш лучший машинист Сталин.

      – Не смей так говорить! Понятно? Не смей! Я повесила портрет товарища Сталина, когда тебя здесь не было, когда ты жила со своим муженьком-бильярдистом. Я уважаю товарища Сталина.

      – А я уважаю товарища Панкратова.

      – Пожалуйста, уважай, только держи это при себе… Нечего афишировать! Кто он тебе? Муж? У тебя, кажется, был другой муж! Жених? Что же ты его не дожидалась, выскочила за какого-то шулера. Он тебе никто. Никто! Ты повесила его фотографию для демонстрации. А чем это может кончиться, не думаешь? Если ты не снимешь фотографию, я сама ее сниму.

      – Имей в виду, если только притронешься к Сашиной фотографии, то я сниму твоего усатого, вынесу в коридор, разорву на кусочки при всех. Можешь не сомневаться, что я это сделаю.

      Психопатка, распутница! Сотворила себе из Саши кумира, новоявленная Магдалина, новоявленный Иисус Христос. Фанатичка! За одну сотую того, что она болтает, ей могут влепить пять лет. И Нине придется за нее отвечать. Что она скажет? Не знала о настроениях собственной сестры?

      – Я запрещаю тебе со мной так разговаривать! Запрещаю!

      – Может быть, мне вообще молчать?

      – Да, молчи, если у тебя нет других тем для разговоров. Я коммунистка и антисоветчину слушать не желаю!

      – Антисоветчину? Разве я говорю что-нибудь против Советской власти? Я за Советскую власть, только вашего «отца и учителя» терпеть не могу!

      – Не смей так называть товарища Сталина, не смей! Товарищ Сталин и Советская власть – это одно и то же.

      – Это для тебя одно и то же.

      – Не только для меня, для всей партии, для всего народа.

      – Не говори за весь народ, вы его хорошо околпачиваете. Врете на каждом шагу!

      В коридоре послышались шаги и замерли у их двери. Ну вот, дождались, эта сволочь Вера Станиславовна подслушивает.

      – Повторяю, – Нина перешла на шепот, – я запрещаю тебе вести со мной такие разговоры, понимаешь? – Она рубила рукой воздух. – Запрещаю! И запрещаю вести их с кем бы то ни было.

      – С тобой я могу не разговаривать, – Варя тоже понизила голос, – ну а с другими – это мое дело. И не махай руками!

      – Ты понимаешь, чем это для тебя кончится?

      – Ничем. Я разговариваю только с порядочными людьми.

      – Если ты еще раз при мне заговоришь в таком духе, то кому-то из нас придется навсегда покинуть эту квартиру.

      – Я тебя не задерживаю, – прищурилась Варя, – впрочем… Ты можешь сплавить меня в Бутырки.

      – Если ты не одумаешься, то, может быть, придется это сделать.

      – Ну что ж, – хладнокровно ответила Варя, – для тебя это будет весьма естественно и логично. Только вот передачи придется таскать.

      Варя запела:

      Не ходи по льду,

      лед провалится,

      не люби вора,

      вор завалится.

      Вор