Ультрафен. Александр Леонидович Миронов

Галимханов, выруливая со стоянки сангородка на дорогу, идущую вдоль трамвайной линии, бросал на него косые взгляды.

      – Ты чего? – спросил он. – Нашатырки нюхнул?

      Тот ещё больше засопел и его, как прорвало, стал страшно материться, собирая всех святых и грешных в кучу.

      – А-а, сабака! Падаль! Он, ить, нас с потрохом продал! Во! Видел? – Бахашкин выдернул из кармана листы. – На двух бумагах накатал! Графу написал, ты понял? И не он вовсе включил горячу воду, а ты!

      – Я?!. Не помню… – с нарочитой растерянностью пробормотал Галимханов.

      – Не помню… – передразнил его Бахашкин. – Тут одна из двух: или он включил, или ты.

      – А может, есть третий, а?

      – Какой?..

      – ЖЭК. Он мог выключить холодную воду…

      Бахашкин промолчал. Подъехали к перекрестку, где находились техучилище, аптека и столовая №5. Приостановились у светофора. Потом машина, обогнув столовую по описанному кругу, устремилась по улице Восточной на окраину города к медвытрезвителю.

      – Слушай, Сашька, ты как с графом живёшь? – вдруг спросил Бахашкин.

      Сашка пожал плечами.

      – Да так… Раньше вроде бы ничо, а счас сам вишь как.

      – Надо сделать так, Сашька, штобы он это дело замял. Или отдал его прокуратуре.

      – А что это даст?

      – Я с братом двоюродным свяжусь. Щас же. Он теперь бальшой шеловек, в прокуратуре Улан-Удэ работает, прокурором. Кстати, он начинал там работать ишшо со времен Блатштейна Якова Абрамыча.

      – О-о!..

      – Ага. – Шалыч оживился. – Они и счас хорошо друг к другу относятся. Уважают друг друга.

      – А што, Блатштейн разве в Улан-Удэ был? В прокуратуре работал?

      – Работал, Сашька, работал. Да ишшо как работал. Он ведь первым прокурором в Бурятии был при товарище Сталине. Понял, первым!.. – сделал многозначительный жест, подняв вверх указательный палец. – На всю республику. Ево до сих пор там помнят.

      Галимханов понимающе кивнул: наломал, видать, дровушек… – но глаза его тоже засветились надеждой.

      – Так надо, штоб граф отдал это дело прокуратуре. Или б совсем свернул. Для нас это надо, понял?

      – Понял, Шалыч, понял. Попробую. Но и ты не спи, действуй. Крути своего брательника.

      Медвытрезвительский воронок, миновав город, свернул в свой проулок.

      За столом дежурки сидел медработник Глотко и заканчивал разговор по телефону.

      – Кто звонил? – спросил Бахашкин, войдя.

      – Феоктистов, следователь, – ответил Глотко, положив трубку.

      – Што ему?

      – Да шо, это, просит, шобы я завтра к нему явился к десяти часам в квартал “А”. Повестку выпишет на месте.

      – Сказал зашем?

      – Да не. Поговорить хочет.

      – Поговори-ить, – передразнил Галимханов. – Он с тобой там наговорит лет… на пять.

      Глотко непонимающе посмотрел вначале на него, потом на начальника.

      – Пациент-то наш, оказывается, трезвым был.

      – Ой-ёо!..

      18

      – Мамочка,