Огненный рубеж. Дмитрий Володихин

Для сельских пролетариев намерения начальства были непонятны и пугающи: кого еще искоренять будут, если всех кулаков и подкулачников уже повывели?

      – Вы бы убрали оружие, гражданин следователь, – попросил отец Палладий. – Ребят напугаете.

      С поперечной улицы показалась гомонящая стайка детей с холщовыми сумками на плечах. Школьники закончили учиться и расходились по домам. При виде арестованного священника и его конвоя они застыли с широко открытыми глазами и ртами. Гущин, спохватившись, спрятал наган в карман шинели.

      Неприятностей и неожиданностей от колхозных детей чекист не ожидал. Среди десятка мальчишек и девчонок он увидел даже одного пионера в красном галстуке. Совсем неплохо для сельской школы, отметил про себя Гущин. В городских классах на тридцать-сорок учащихся приходилось по два, много три пионера.

      Потому прозвучавший детский вопрос был как непредвиденная финка в руке простого советского гражданина, еще ни в чем не заподозренного: заставил Гущина спружиниться в стойке, готовясь к отражению атаки.

      – За что арестовали нашего учителя Николая Петровича?

      Дети подошли ближе, рассыпались полукругом.

      – Когда его отпустят? Он ничего вам не сделал!

      Это «вам» сержант ощутил нутром как пропущенный удар ножа. Не сильный, но кожу пропоровший.

      – Николай Петрович хороший! Он добрый, давал нам свой хлеб, если кто от голода на уроках спал. Учитель ни в чем не виноват… – Школьники заговорили все разом, обступая теснее людей в форме. Гущину их бледные лица под большими отцовскими картузами и девичьими беретами показались злобными физиономиями маленьких шкодливых обезьянок. – Николай Петрович читал нам свою повесть про то, как русские отбили татар на нашей Угре! В поход нас водил туда…

      Чекист вдруг заподозрил, что дети намеренно отрезают его и Острикова от арестованного, чтобы дать попу сбежать.

      – Он враг!! – рявкнул сержант и стал распихивать шпанят. – Ваш учитель арестован, потому что он враг!

      Гущин оттолкнул последнего мальчишку и крепко схватил священника за руку.

      – Сами вы враги!

      А вот это уже не финка. Это самый настоящий диверсионный акт с применением огнестрельного оружия.

      – Кто это сказал? – Гущин резко обернулся.

      Перебегая глазами с одного на другого, он пытался найти в их гневных мордочках чувство мгновенной вины и сожаления о вырвавшихся словах. Но ни один не потупил взора.

      Они просто отступали, сверля его своими глупыми и сердитыми бескомпромиссными детскими взглядами.

      – Кто это сказал, я вас спрашиваю?! Ну-ка ты, пионер, иди сюда…

      В ответ они порскнули в стороны, как воробьи с куста. Улица вновь опустела.

      Трое молча продолжили путь. Впереди уже виднелись постройки бывшего монастыря, над ними помалу вырастала колокольня с дальней, противоположной стороны.

      Гущин пыхтел, не мог успокоиться. Рука лежала в кармане,