Огненный рубеж. Дмитрий Володихин

А уйдут на Днепр с хабаром – поминай как звали.

      Холодные звезды в небе подмигивали, смеясь над его доверчивостью к московским сказкам…»

      6

      Видел бы кто со стороны, как бредет неведомо куда, прочь от деревенской околицы, в заснеженные луга и перелески, в скорые зимние сумерки, странная троица – участковый милиционер, приезжий из города чекист и старый священник, – удивился бы несказанно. А если б внимательней разглядел их лица – с миной озабоченности у милиционера, растерянно и неестественно улыбающееся у сержанта НКВД, вдохновенно-молитвенное у впереди идущего попа, – то немедленно решил бы, что дело тут темное. Но раз в нем участвует госбезопасность, то и вмешиваться в это дело не стоит, а лучше держаться как можно дальше. Еще лучше сделать вид, что никакой странноватой троицы по деревне не проходило. Время на дворе такое, что чем тише и незаметней живешь, тем больше вероятность, что доживешь и до иных времен…

      Меленький снежок, поначалу радовавший – первый в этом году, природа будто тоже захотела праздновать великую дату революции и принаряжается к завтрашнему, – перешел в метелицу. Ветряной снегопад бил в лицо, швырял горсти колючей ледяной крупы за шиворот, подгонял в спину, будто невидимый конвой, поторапливающий беспомощных людишек.

      Впереди вырастала черная стена леса. Позади остались черные избы деревни с огоньками лучин в окошках, как при царе Горохе. Керосину для ламп-коптилок в колхозную лавку не завозили, да и покупать его колхозникам было не на что, а тянуть сюда электрическую линию – грандиозные планы пятилетки не предусматривали.

      – А где ж дворцы? – оглянулся назад сержант, вспомнив название деревни.

      – Не было тут отродясь дворцов, – пересиливая ветер, крикнул Остриков. – Так только зовется… а отчего, кто его знает… Возвращаться надо, товарищ сержант! Пурга разгуливается. Дорогу заметет.

      – Мы на задании, Остриков, – напомнил чекист, бесстрашно шагая вперед.

      Тучи, обложившие небо, поглощали свет, сгущали сумерки. Широкая нахоженная тропа белой змеей устремлялась в темнеющий лес. Под кровлей сосен ветер был не так драчлив, зато ночь здесь опускала свой полог быстрее.

      – Надо возвращаться! – настаивал милиционер. Он тревожился и уже злился на обоих, чекиста и священника. Оба, казалось ему, лишились ума. – В темноте собьемся с дороги, заблукаем, замерзнем!..

      Из-за ответного молчания сдали нервы.

      – Дальше без меня идите, товарищ сержант! Я на такое задание, чтоб ни за что сгинуть, не согласный.

      Гущин остановился и повернулся.

      – Выполняйте приказ, Остриков! – сказал сухо, обыденно, словно в кабинете у начальника милиции, вперив в него пустые, помертвевшие глаза. – Вы сопровождаете меня. Вам ясно?

      Милиционер обреченно махнул рукой. Холод пробирался под шинель. Каково ж монаху, одетому в ветошь, даром, что зовется ватником, и с утра не бывшему в тепле?

      – Куда ты ведешь нас, отец Палладий? – в последний раз безнадежно попытал он судьбу.

      И судьба вдруг откликнулась, смягчилась:

      – Там