Огненный рубеж. Дмитрий Володихин

вытянул из его кулака подрясник. Атаман понял, что ничего не добьется.

      – Смотри же, старик! Что знаешь – держи при себе. Мои люди за тобой приглядят.

      – Путь вам чист, – напомнил игумен. – Идите куда хотите.

      – Коли ваш князь Иван и воевода Холмский оставили нас тут, здесь и будем ждать. Припасов в амбарах вам оставили вдосталь, прокормимся.

      И вышел из кельи.

      А чего ждать-то? Сам не знал.

      Во дворе к атаману тотчас пристроился Мирун.

      – Прости, пан Гриц, оплошал ты. Зачем сразу не сказал московцам, что ты сын киевского князя Олелька Владимировича? Чего сробел? Князь Иван признал бы родню, сейчас бы уже на кормление какую ни то волость дал.

      – Подслушивал?! – Атаман взял его за толстую шею, притянул лицом к лицу.

      – Да ты меня не знаешь, что ль, Гриц?!

      – Знаю. – Атаман разжал пальцы. – Молчи, пес… Я князь, а они никогда этого не признают. Московский Иван свою тетку Настасью почитал, она помогла его слепому отцу вернуть княжий престол. Прижитого мимо нее байстрюка потерпел бы он?

      Мирун только хмыкнул. Ухватил себя за ус, сунул в зубы, стал жевать. Выплюнул, до чего-то додумавшись.

      – Авось и потерпел бы?..»

      4

      Село Лев-Толстое

      От былой устроенности святого источника не осталось и следа. Теперь он выглядел как яма, наполненная мутноватой водой, с подгнившими остатками бревен. Храм разобрали еще в двадцатых годах, снесли купальню, выдернули из земли трубы, засыпали родник. Советская власть воевала со святыми источниками точно так же, как с церквями и духовенством, то есть беспощадно. Прежде отец Палладий еще пытался поддерживать родник в божеском виде, своими руками очистил от завала, ископал яму. Но после лагеря сил у него оставалось только на то, чтобы скрытно водить сюда паломников, приезжавших издалека, служить для них молебны и утешать душеполезными беседами. Место зарастало лесом, дичало. Но дух святости не покидал его. Кто из городских богомольцев отваживался окунуться в яму с водой, те чувствовали благодать и, бывало, исцелялись. А если попадались среди них люди ученые – случалось и такое, – то рассуждали о здешней благодати как об имеющей физические свойства невидимой материи. Отец Палладий на такие разговоры только улыбался в бороду.

      – Что, батюшка? – немного нервно спросил, подойдя ближе, один из паломников, интеллигентного вида мужчина.

      В этот раз все они, пятеро беспокойных, страждущих душ, были из Москвы.

      Источник остался позади, уже отошли от него метров на пятьсот, когда отец Палладий вдруг встал на дороге. Не то всматривался, не то вслушивался. Долго, минуты две. На вопрос не ответил. Женщины позади тревожно зашушукались.

      – Васята, – наконец позвал священник.

      Соседский мальчишка, променявший сегодня школу на богомолье, резво подскочил. Отец Палладий погладил его коротко стриженую голову – будто еще раз благословил.

      – Ты тут все тропки знаешь. Побудь-ка проводником. Идите через лес повдоль Вепринки. Выйдете