Dualitate I. Овгенъ Байковъ

не очевидномъ и простомъ,

      Мѣшая разуму остаться бликомъ лески.

      Изъ прошлыхъ жизней часть – напротивъ;

      Изъ ощущеній – лѣта безконечность

      И мысли о простомъ, понятномъ и моемъ.

      Одинъ я здѣсь? Вдвоемъ? Втроемъ?

      Кто огородитъ замкнутую вѣчность,

      Вставъ на колѣни, не рождая «противъ»?

      Кто выйдетъ къ склону какъ новорожденный Богъ,

      Къ столбу прильнетъ стыдливо и угрюмо?

      Вопросовъ много было въ тѣ мгновенья.

      Никто не зналъ, что скоро будетъ тлѣнье

      Не съ головы, а съ каменнаго трюма —

      Все такъ, какъ замышлялъ растущій мохъ.

      Не закопать разсвѣтъ въ разбитый камень мрака,

      Разностороннихъ взглядовъ не жалѣть укоръ

      И не спасти въ глазахъ упрятанныя слезы.

      Но недоступны миражей слѣпыхъ курьезы

      По разбѣжавшимся, кто вѣдаетъ отпоръ

      Невыносимо выжитаго снами жидкими барака.

      Они въ свободѣ одинокихъ опасеній

      Мечтать пытаются о возрастѣ изъ глины,

      Срывая угли съ райскихъ вишенъ.

      И изъ одной, но многолико лишней,

      Заросшей пѣснями, гдѣ у корней – эллины,

      Печати, вырастаетъ странный хрипъ осенній.

      Не рано и не поздно все, что есть, забыть;

      Изъ моря вынуть слѣдъ, что не найдется

      Въ каратномъ золотѣ въ грядущія недѣли.

      Два міра жизнь неброскую надѣли;

      Она къ распаду лишнихъ знаній вся протрется,

      Гуляя по водѣ и не пытаясь плыть.

      Двоякое не сыщется мнѣ слово срамомъ

      И не испишетъ листьевъ вырѣзанный годъ.

      Но все основано. Колонны золотыя

      Приглушатъ сосны, липы вѣковыя;

      Ихъ тѣломъ распадется плоть

      И въ будущее уплыветъ спокойнымъ ламой.

      Одна кровать – гряда подъ облаками;

      Прожить не получается въ кавычкахъ

      Подъ громъ песочныхъ веселъ до пословъ,

      Скрывающихъ послѣдній смыслъ мертвыхъ сновъ,

      Замерзшій въ трепетѣ звонковъ, привычкахъ

      Нести свой крестъ ладонями и кулаками.

      Не проторить того, что выйдетъ залпомъ

      Изъ мраморной насечки на стволѣ

      Папируснаго августа прямыми до забора

      И знаками, и бешеныхъ часовъ затворомъ,

      Минуты что смыкаетъ на волнѣ,

      Прикинувшись не скатомъ и не карпомъ…

      Вотъ такъ и подошелъ къ понятіямъ о славѣ

      Разсудка, горькою анаѳемой созрѣвшаго

      По поводу необъяснимыхъ дней въ дыму.

      Опустошительно я тѣло капли подыму,

      Считая по-арабски вдаль смотрѣвшему

      Картины, что живыми съ горизонтомъ стали.

      «Тупикъ, не совершаемый надъ нами…»

      Тупикъ, не совершаемый надъ нами,

      Больная ночь до міровой потери…

      Скажи, большая грусть, гдѣ у крыльца

      Расчерчена посуда въ два лица;

      Гдѣ насъ просрочили коктейли,

      Не окуная въ прорубь маяками.

      Въ зеленой зонѣ пограничныхъ плитъ

      Черезъ