О любви еще раз. Олег Попенков

держа в руке бутылку за горлышко. Она уже успела взять себя в руки.

      – В колонии он, воспитательной, под Кировоградом.

      – Это где? – сразу не уловила Копейкина.

      – Где-то в Свердловской области, – уточнила пьяная женщина, не в силах отвести свой взгляд от полной бутылки водки. – А там уж хрен его знает, точно где! – смачно добавила она.

      Копейкина молча протянула ей «Столичную».

      ***

      – Опоздали вы, гражданка, – пожал плечами офицер-воспитатель отряда, сочувственно глядя на потную, уставшую женщину с сумками в руках. – Пробыл он здесь около трёх месяцев, пока не исполнилось парню восемнадцать лет. А как исполнилось, так и перевели его. По Положению всех совершеннолетних переводят в исправительные колонии.

      – Где же мне его искать-то теперь? Ну скажите, пожалуйста! – взмолилась Эвелина, готовая расплакаться. – Ну, хотите, я на колени встану?!

      Копейкина поставила сумки и приготовилась выполнить своё обещание.

      – Ну-ну, женщина, прекратите! Под Курск его отправили, в исправительно-трудовую колонию общего режима. Он ведь впервые осуждён к лишению свободы за преступление.

      – Да не преступник он, по ошибке всё вышло!

      – Ну, знаете, я не суд! – возразил офицер-воспитатель. – Желаю удачи в следующий раз.

      После этих слов он стремительно повернулся спиной к женщине и ушёл, плотно захлопнув за собою скрипучую металлическую дверь.

      Эвелина осталась одна в пустом помещении переговорной комнаты. Она опустошённо опустилась на стул и почувствовала, как устала и как голодна.

      Вспомнив, с каким трудом добиралась до колонии, которая на самом деле оказалась в ста километрах от Екатеринбурга, и все её гостинцы, которые с трудом волокла в эту даль, теперь придётся съесть самой, а остальное, что съесть не сможет, просто выбросить, горько разрыдалась.

      ***

      – Ты, новенький, вор, такой же, как и все мы, – резюмировал мосластый развязный малый по кличке Серый, лет двадцати, державший «мазу» в отряде. – И морду свою не вороти, понял! Мне будешь кланяться!

      Он сидел за столом голый по пояс в окружении своей компании – пяти гадко хихикавших присмыкал.

      На его левом плече красовалась тюремная наколка с головой девушки, что означало, что её владелец встретил своё совершеннолетие в ВТК (воспитательно-трудовая колония). А на другом его плече синела татуировка с тюремной решёткой, розой и кинжалом – срок за хулиганство.

      Минуту назад он проникновенно завывал, подражая блатным, и, пользуясь лишь тремя аккордами, исполнял на оклеенной головами девиц гитаре лагерную песню «Товарищ Сталин». А сейчас, отложив её в сторону, недобро глядел на новенького. Нахохлились и его дружки.

      – Ты, паря, должен слушать мнение правильных парней, если не хочешь получить перо под своё ребро, понял?! – продолжал поучать новоявленный пахан.

      – Плевать я хотел на твоё перо, – спокойно, глядя в глаза мосластому, твёрдо ответил Пётр. – Я таких говнюков, как ты, и на воле видывал.