Жена Тони. Адриана Трижиани

А остальное?

      – Откладываешь. Под матрац. Только не в банк. Потому что никогда не знаешь, что может случиться.

      – Это мне неинтересно. Я хотел увидеть свою зарплату отлитой в золоте вокруг прекрасной шеи Черил Домброски.

      – Она тебя отвергла?

      – Да, отвергла. – Саверио было нелегко признать это вслух.

      – Тогда ну ее к черту.

      – Справедливо. Если бы она меня любила, я бы отдал ей все, что у меня есть.

      – Ты от нее глаз оторвать не можешь, – улыбнулся отец.

      – Вот будь у меня девушка, уж я бы хорошо с ней обращался. Потому я тебя и ругаю, Па. У тебя же есть девушка. Надо хорошо с ней обращаться.

      – Ты ничего не знаешь.

      – Кое-что я все-таки знаю. Например, что грех любить девушку и не показывать ей этого.

      – Ай, оставь, – отмахнулся Леоне.

      – Ты даже не понимаешь, как тебе повезло. Однажды поймешь, но будет слишком поздно, – выпалил сын напоследок и оставил отца одного на кухне.

      По пути к себе на второй этаж он увидел, что мать сидит в гостиной у радио. Розарии было сорок лет, и седина только начинала пробиваться в ее черных волосах. Она сохранила стройную фигуру, а черты лица выдавали коренную венецианку – точеный нос, прекрасные карие глаза.

      Розария украсила их скромный дом как смогла: покрасила стены в веселый желтый цвет, то и дело до блеска натирала воском серый линолеум, сшила муслиновые занавески – вроде простые, но по-своему изящные, с оборочками по низу. Украшения для рождественской елки она тоже изготовила своими руками, и теперь эти невесомые, будто сотканные из паутинок кружевные звездочки эффектно свисали с колючих ветвей. Саверио не раз замечал, что мать изо всех сил старается привнести хоть немного красоты в их жизнь.

      – С тобой все хорошо, Ма? – заботливо спросил он.

      – Да, да. – Она отмахнулась от сына тем же жестом, который только что сделал ее муж.

      – Мне очень жаль, что так вышло.

      – Стул починить не получится, – вздохнула она. – По-моему, с этим не справится и десяток столяров. Дерево уже никуда не годится. Пойдет на розжиг.

      – Я куплю тебе новый стул.

      – Лучше отложи деньги.

      – Я так и сделал, Ма. Они наверху, под матрацем. Когда я наконец-то потратил деньги на что-то красивое, ничего хорошего из этого не вышло.

      – Очень жаль, – сказала мать.

      – Может, в следующий раз получится, – улыбнулся Саверио.

      – Мне нравится наша елка, – заметила Розария, разглядывая елку от пола до макушки. – Будет грустно ее разбирать после Богоявления.

      – Ты здорово ее украсила.

      – Спасибо, Сав.

      – Ты купила мне шляпу? – Саверио поднял стоявшую под елкой большую круглую коробку в оберточной бумаге.

      – Да ты подглядел!

      – Не-а, просто догадался по коробке, она ведь круглая.

      – Я ее плохо завернула, – сказала мать извиняющимся тоном.

      – Все отлично, Ма.

      – Надеюсь, она тебе понравится.

      – Шляпа мне нужна.

      – Я знаю. – Она понизила голос: – В кепке