Музыка в темноте. Валентина Горлова

не знаю, – она закусила губу, от досады и волнения у нее появились складки на лбу. Об исходе ночи она до этого не задумывалась.

      – А я разве похож на маньяка? – весело спросил Пит. – Я тебя не трону, если ты сама не накинешься на меня, конечно, – он щелкнул пальцами. – Бинго! Мы посмотрим какой-нибудь хороший фильм. Не захочешь спать, то скоротаем время до утра, я тебя отвезу домой.

      – Ну, может, Саманта уже дома? Или скоро собирается? – Эбигейл вздыхала и хмурилась.

      – Филип ловелас, так что Саманта будет дома только завтра вечером. А то и вовсе останется у него жить.

      – Сомневаюсь… Я волнуюсь. Отправлю ей сообщение, – она быстро набрала текст и кинула телефон в сумку.

      – Ты далеко отсюда живешь?

      – В южной части, там же, где и работаю. Пойми меня правильно, как-то неловко быть гостьей в незнакомом доме среди ночи, – она немного помолчала, нерешительно теребя пуговицы на манжете. Ее озадаченное лицо расстроило Питера. События идеального вечера должны развиваться без заминок.

      – О чем ты думаешь?

      – В последний раз, когда я оставалась с мужчиной наедине, это ничем хорошим не закончилось.

      – Кто же был этот подлец? – Питер чувствовал, что теряет терпение. Из-за какого-то грубого пройдохи ему придется в три раза дольше умасливать свою спутницу. Обычно женщины вызывали такси и везли его к себе сами.

      – Да это уже давно неважно, – она выглядела очень расстроенной и медленно побрела вперед, шаркая каблуками.

      – Эбигейл, я джентльмен, человек науки. Не в моих принципах домогаться женщин. Без твоего согласия я и пальцем тебя не трону. Думаю, что сначала должно быть обоюдное желание узнать друг друга поближе как друзья, – тут он лукавил и врал так ловко, что ему поверил бы даже самый придирчивый режиссер. Его лицо было серьезным и решительным. Из-за падающий сверху света фонарей его щеки казались еще более впалыми, острые линии лица – очерченными, и все это делало его похожим на греческую статую. Эбби подняла на него свои большие глаза, которые наполнились слезами и блестели, как жемчужины. Она напоминала брошенную собаку. «Только слез мне не хватало!». Питер терялся при виде женских истерик, он ненавидел нюни и всхлипы. «Очень ранимая. Мне уже страшно, что она может выкинуть дальше».

      – Ну, ты что, малыш… – он прижал ее к себе, одной рукой взяв за шею. Шея была такая нежная, теплая, шелковистая, что у него возникло желание сжать руку сильнее и заставить ее задохнуться. Он отогнал эту странную мысль, пришедшую из ниоткуда. Под своей ладонью он чувствовал слабую пульсацию артерии, которая билась, как маленькая птичка в клетке, из последних сил желая свободы. Он стал нести всякую смешную чепуху, пытаясь ее развеселить и отвлечь. Наконец она утерла слезы, неуверенно засмеялась, шмыгнула носом и попросила прощения за свою слабость.

      – А ты любишь кошек? У меня есть кот, его зовут Пончик. У тебя есть животные?

      – Нет, в детстве был один кот. Обожаю котов, – начал свой рассказ Питер, вспоминая помойного котенка,