Король русалочьего моря. T. K. Лоурелл

он, и море. Больше мало что было видно – за его спиной угадывался силуэт дюны и мерцал огонек маяка, но перед ним была только вода.

      И эта вода ласкалась к нему, как соскучившаяся по хозяину кошка, шепча и переливаясь в неверном ночном свете, – казалось, протяни руку, и волна выгнется упругой спиной, радуясь вниманию, восторженно покоряясь одной лишь мысли, малейшему жесту. Он сам не понял, как уже оказался среди радостно плещущей воды сначала по колено, а потом по пояс. Стоило ему на долю секунды испугаться этого неведения, как волны робко отпрянули назад. Он улыбнулся, досадуя на слабость, и позвал.

      Торжествуя, море ответило внезапным приливом, взвыл в вышине ветер, заволакивая луну новыми облаками, но Ксандеру это было все равно: отбросив последние сомнения, он рванулся навстречу порыву родной стихии, нырнул, чувствуя, как его будто подхватывает невидимая, могучая и во всем ему покорная рука. И пело море, неразборчивым гулом, и в ответ ему пели те, кто жили в его глубинах.

      Их Ксандер знал с детства.

      … Когда из воды вдруг змеями метнулись бледные руки с перепонками между пальцев и острыми когтями впились в ноги стоявшего на сходнях Морица, тот закричал. Ксандер никогда не слышал, чтобы старший брат так кричал, и на минуту оцепенел от ужаса – но когда Мориц сорвался в воду, из последних сил цепляясь уже ободранными, кровоточащими пальцами за грубое дерево…

      Он не знал, что делать, но знал одно – zeemeermin захотели его брата. Об этом уже давно шептались, их уже пару месяцев не пускали одних к воде, а старая кормилица Лотта рассказывала им на ночь особенно жуткие сказки о Морском народе и их ненависти к строителям дамб. Испуганные слуги в доме говорили о том, что одна русалка погибла, запутавшись в сетях, и Морской народ поклялся отомстить. Четырехлетний Ксандер после этих рассказов долго не мог уснуть ночами, и Мориц крепко обнимал его и обещал, что ничего не случится, потому что он старший и сумеет оберечь меньшого братишку. И Ксандер верил, потому что Мориц, конечно, был слабее, чем отец или дядя Герт, но все равно очень сильный и ловкий, и никогда не давал его в обиду.

      И он нырнул, потому что больше ничего придумать не мог, а стоять и ждать помощи не мог тоже: брата надо было спасать, и спасать сейчас.

      А еще – море тоже никогда не давало его в обиду…

      Сейчас они тоже оказались рядом – прекрасные, гибкие, они бросились радостно его обнимать. И пели – о дальних берегах, куда не ходят корабли, о глубинах океана и редкостных рыбах, о тайфунах и бурях, неудержимых и яростных, и гигантских волнах, смывающих города. В такт их песням бесновалось и бушевало море, и он знал – стоит ему лишь захотеть, и корабли, и бури, и волны будут в его власти.

      В его груди нарастал смех, стремясь наружу, горели изголодавшиеся легкие, а русалки пели, и он слышал в песне другую правду – пожелай только, и ты станешь одним из нас, выше нас, сильнее нас – море будет твоим королевством, свободным от клятв и приказов, и ты будешь волен и могуч, как мы!

      Стихия жаждала прикосновения его Дара,