Гибрид Игл-Пиг. Петр Альшевский

с Ларисой проявились еще при мне, и порвать с ней отношения тебе полагалось, едва их установив, однако и кроме Ларисы женщин здесь бродит несчитанно. Они для тебя!

      Чургонцев. Я выбыл на длительный срок. По битому стеклу змея не ползет.

      Погребной. А кто у нас змея, ты змея?

      Чургонцев. Я покрупнее, но и черепки моих расколоченных привязанностей, что разбросаны вокруг меня, они повнушительней бутылочных осколков. Каждая женщина – тайна! Неизведанная степь! И я в нее отныне не суюсь. Не орошаю ее шампанским и не закидываю влажными ломтиками ананасов.

      Гамашев. Ты сходишь с ума.

      Чургонцев. Сходить с ума благородней, чем намеренно с него сводить.

      Гамашев. Лариса тебя сводила?

      Чургонцев. Не свела… когда я начал падать, я сказал себе: «Перестань!» и вопреки ее задумке выпрямился.

      Погребной. Переваливающийся на волнах кораблик после крена выправлялся, выправлялся, но потом перевернулся.

      Чургонцев. Потонул?

      Погребной. Не вынырнул.

      Чургонцев. Хочешь так реагировать – реагируй. У меня было достаточно времени, чтобы свыкнуться с подлостью твоего нутра, выплескивающего желчь не в разговорах за спиной, а в открытую.

      Погребной. Но это же не подло.

      Чургонцев. Ну, считай, что ты порядочный, прямой, что твои твои слова о перевернувшемся кораблике ты произнес лишь по дружбе… иные задачи тобой не ставились. Передай своей жене, что я, как твой друг, смотрю на ее существование с тобой без энтузиазма. Потому что ты, вероятно, какой друг, такой и муж. От семейного счастья голова у нее не кружится?

      Погребной. Она со мной уживается. Без особых подъемов, правда…

      Чургонцев. Ветер гонит по дороге два тлеющих окурка. Они друг к другу удивительно близко!

      Гамашев. Ветер сейчас, говорят, со Средиземного моря идет.

      Чургонцев. По радио слышал?

      Гамашев. Включил и вермишель быстрого приготовления поедал. На упаковке написано, что в составе того, что в ней, должна быть тушеная осетрина.

      Погребной. Была?

      Гамашев. Я не знаю, какова она на вкус.

      Чургонцев. Подобные надписи – это мифотворчество. Осетрину они положат! Саму вермишель бы положили!

      Гамашев. Вермишель в ней лежала. Настолько грубый обман производители не допускают. Разумная осторожность им присуща.

      Чургонцев. Женщины из твоего цеха готовкой для тебя не занимаются?

      Гамашев. Идея возникала, но провалилась. Таджикская девушка с веселым лицом пожелала подкормить меня их национальными кушаньями, и к исходу того дня я принялся во всеуслышание сетовать на живот. У меня в нем не то чтобы покалывало – сильнее боли я в жизни моей не испытывал! Без промывания я бы издох! Да и после него ночь была тяжелой… метался по постели и думал, почему же меня, отчего же, не из-за интриг ли? Таджикской работнице личность начальника непринципиальна, ее зарплата и положение ни при ком не улучшится, но ее же могли подговорить –