Гибрид Игл-Пиг. Петр Альшевский

В китайской культуре курица – символ женщины. Мне это не китаянка из моего цеха поведала. Ученая русская женщина при поджаривании цыпленка упомянула.

      Погребной. Секс у тебя с ней был?

      Гамашев. Частичный.

      Чургонцев. Она его ртом. Хвать-хвать, цап-цап, и медики по кусочкам его член собирали. После первого откусывания возбуждение у тебя не исчезло?

      Гамашев. Поперла она на меня действительно ртом, но выходило у нее… тихий ужас. А с кем ей было практиковаться? В мрачном унынии она без всякого мужского вмешательства дожила до сорока семи лет и с остановки троллейбуса, где возле нее я стоял, посмотрела через дорогу и обнимающихся людей высмотрела.

      Чургонцев. И, конечно же, завздыхала! А под боком у нее ты!

      Гамашев. Ты все романтизируешь. Напротив нас обнимаются, мы томно переглядываемся и тоже туда же… на той стороне улицы громаднейший мужик обхватывал руками узенького юношу.

      Погребной. Они родственники.

      Гамашев. Родственники друг дружку за задницы не прихватывают.

      Погребной. А они за них держались?

      Гамашев. Разминали… неприкрыто.

      Погребной. Чудовищно…

      Гамашев. Ганимед, промолвила она. Чего? – спросил я. «Царевич Ганимед, сказала она. Бог Зевс похитил фригийского царевича Ганимеда и с ним сношался. Простите за пошлое слово». Ничего, пробормотал я. Кто из нас чем-то таким не развлекается? Я, ответила она. Сказала и тяжело задышала.

      Погребной. Похотливо?

      Гамашев. Да…

      Чургонцев. Это она для создания образа. Будто бы она нестерпимо изголодалась! При том, что у нее и дня без случайных спариваний не проходит.

      Гамашев. Столько со всеми спать и ничему не научиться?

      Чургонцев. Своей мнимой неопытностью она затуманивала то, какова она в реальности. Для последующего установления сердечных отношений – с непотребной бабой ты бы в них не вступил, а воздать дань уважения, а затем и любви, женщине обделенной, ты по ее расчетам горазд. Войти в ее портал она дозволила тебе тем же вечером?

      Гамашев. Она не ломалась.

      Погребной. За соски ты ее ласкал?

      Гамашев. Оттягивал их сантиметров на семьдесят. Дело делалось! Подо мной она вскрикнула, извинилась, прошептала: «Festina lente», пояснила, что это значит: поспешай медленно; когда я после пары спадов снова был приблизительно в середине набора высоты, она промолвила, что от обязательств перед ней я теперь несвободен.

      Погребной. Нашла, когда сказать.

      Гамашев. Я, разумеется, сник и начатое не докончил. Не тигр ты, процедила она, не уссурийский – если и уссурийский, то уссурийский когтистый тритон. Царапина у меня от тебя на плече. Лямку от платья ты сдернул неаккуратно. Лишь в этом свою страстность и проявил.

      Чургонцев. Плечо-то у нее толстое?

      Гамашев. Она булочка. Но не белая, а серая – из второсортной муки. Но меня от нее не рвало.

      Погребной. А с чего бы тебя так-то?

      Гамашев. Не получив удовлетворения, она принялась