Магистр ее сердца. Оливия Штерн

семью, и кого сам он тоже привык только убивать.

      – Я вот что хочу сказать, – Мариус бодро стучал ложкой, – мы переезжаем в Эрифрею. Здесь, возможно, станет опасно, и я не хочу, чтобы кто-то из вас пострадал.

      Воцарилось молчание. Даже Эндрю привстал с подоконника, его взгляд растерянно перебегал с Мариуса на Альку и обратно.

      – Что, крагхи? – первой опомнилась Эжени.

      – Не знаю, – угрюмо ответил Мариус, – говорят, что крагхи. А что на самом деле – неясно. Мне это самому не слишком-то нравится, король Сантор выглядел как человек, с которым можно иметь дело…

      – Это не он, – пискнула Алька, – он не стал бы…

      – Это мог быть и не он. Это могли быть его подданные, – осторожно поправил Мариус, – вспомни, он ведь и всезнающим не был.

      Она опустила плечи. Ох, как же не хотелось, чтобы то, о чем говорили, оказалось правдой.

      – И то ж вы, ниат, дом забросите? Столько добра. Все разворуют.

      – Да Пастырь с ним, с добром. Возьмем самое ценное. А мебель… Ну и пусть остается.

      Снова молчание.

      Алька поймала тревожный взгляд Эжени и через силу улыбнулась.

      – Очень вкусный суп, – похвалила тихо. Исключительно, чтоб разбить эту тягостную тишину.

      – Мы с Марго никуда не поедем, – вдруг заявил Робин, – мы уже такие старые, что если помрем, так лучше в родных стенах.

      Мариус отложил ложку.

      – Марго?

      – Да, ниат, – старушка улыбнулась мягко, как мать может улыбаться своему ребенку, – нам не нужно никуда ехать. Будем спокойно доживать. Да и кому мы нужны, ниат? Кому интересны старики?

      – Я тоже останусь, – вдруг решительно сказала Эжени, – я не боюсь, ниат Эльдор. Да и вся родня у меня здесь.

      Мариус пожал плечами.

      – Ну, а ты, Эндрю?

      Конюх смутился. Когда смущался, всегда начинал немного заикаться.

      – Так эт-то… н-ниат… я тоже.

      И махнул рукой.

      – Ясно, – сказал Мариус, – силой я вас не потащу. Хотите, оставайтесь, следите за домом. Жалованье по-прежнему буду выплачивать. А ты, Эжени, еще и вот за ними будешь присматривать, – кивнул на Марго, – правда, мне теперь забота, новую прислугу нанимать. Боюсь, не слишком много желающих будет идти работать в тот дом, где мы будем жить.

      …На том и порешили. Алька собрала чемодан, куда сложила имеющуюся одежду и любимую фарфоровую вазочку с синими цветами на боках, Эжени помогла собрать вещи Мариуса и кое-что из белья. Потом они попрощались, очень быстро и буднично, как будто уезжали совсем ненадолго, и Алька подумала, что в самом деле ничего страшного в том, что она немного поживет в Эрифрее. В конце концов, можно просить Мариуса и проведывать роутонское поместье сколько душе угодно. Марго, целуя Альку, тихонько прошептала – береги себя, деточка. Эжени порывисто обняла, расцеловала в обе щеки.

      – Не смей расстраиваться, – сказала тихо, – в столицу едешь, это ведь здорово. И все-таки не забудь на свадьбу пригласить. Буду ждать открытку.

      Алька закивала торопливо, потому что глаза начало