Магистр ее сердца. Оливия Штерн

за крылышки не хочу, испорчу… Как же тогда?

      И тут Алька окончательно решилась.

      Ей казалось, что у нее есть какая-то незримая связь с этим чудом. И она, даже не вполне осознавая как, послала мысленный образ. Бабочка на плече у Леоны. Бабочка на ладони у Леоны.

      «Иди к ней, иди. Она теперь твоя хозяйка».

      Это было чистой воды безумием. Да и как можно приказывать бабочке, которая и думать-то не умеет?

      Но – получилось. Получилось!

      Синекрылая красавица плавно взлетела с Алькиной ладони и аккуратно села уже на пальцы Леоны.

      Алька попыталась снова увидеть глубоко внутри себя ту самую, яркую точку – и не увидела. И связь как будто пропала. Может быть, теперь эта связь образовалась у Леоны с бабочкой?

      Покачав головой, Алька прошептала:

      – Ну вот, юная ниата. Наверное, теперь она ваша. Обращайтесь с ней бережно и… Я не знаю, сколько она проживет. Вы ведь понимаете, что бабочки не должны улетать с рисунков?

      Леона серьезно кивнула.

      – Я знаю, что бабочек можно кормить сладкой водой, – сказала она очень серьезно, – не беспокойтесь. Я никому ничего не скажу. Как думаете, она не улетит от меня?

      – Не знаю, – честно призналась Алька, – правда, не знаю.

      – Ну и ладно, – покладисто согласилась девочка, – тогда я… мы пойдем. Отнесу ее к себе. Может быть, даже домик сделаю. Спасибо вам, ниата. Таких подарков мне еще никто не дарил.

      Она медленно поднялась с дивана и, держа бабочку на вытянутой руке, отправилась к себе. Алька так и осталась на диване, а рядом лежал ненужный никому альбом с акварелями.

      «Ну надо же, – подумала она, – все это просто невероятно. И все это – со мной… Интересно, что Мариус скажет?»

      Алька не знала, как ее жених отреагирует на новость про ожившую бабочку, но почему-то казалось, что он просто прижмет ее голову к груди, скажет – ничего не бойся, маленькая. Мы все одолеем…

      Снова хлопнула дверь. По гостиной рысцой пробежал человек в зеленом мундире. Потом он нырнул в следующую дверь и некоторое время отсутствовал. Точно так же прорысил в обратном направлении. Алька вдруг стало нехорошо – душно, снова поднялась тревога. Ведь все это не просто так, верно?

      А потом в гостиную вышел Мариус. Алька поднялась, быстро подошла к нему, взяла за руку, заглядывая в глаза. И поняла, что Мариус страшно зол и раздражен.

      – Что? – одними губами спросила она.

      – Ничего. Идем, Алайна. Его величество пожаловал нам дом в Эрифрее.

      И как-то зло, неприятно это сказал, как будто Алька в чем-то провинилась.

      – Мариус, – прошептала она, – что произошло?

      – Я же сказал, ничего, – процедил он сквозь зубы, – пожалуйста, пойдем. Незачем здесь задерживаться. И без того дел по горло.

      Внутри все как будто скрутилось в ледяной узел. Да что ж такое? Почему он ничего не хочет говорить? Что такого произошло на этом треклятом совете?

      Она прикусила губу и молча, покорно последовала за магистром Надзора. А на душе было больно и горько.