Зеркала и лабиринты. Роман Владимирович Арефкин

это и было ожидаемо, я поверить не мог тому, что рассказывал Селак, столь невероятным мне казалась его история, однако, преодолевая собственное удивление, я записывал в блокнот всё, что считал необходимым извлечь из этой истории.

      – В руках он держал увесистый рюкзак, с кучей лямок и каких-то скоб. Я тут же признал в этом парашют, как те, что использовались после войны, в странах Юго-Восточной Европы.

      «Что, чёрт возьми, это всё означает!» – прокричал я, стараясь, чтобы мой голос, даже на фоне шума работающих двигателей, звучал достаточно внушительно. Впрочем, парень, двигателям оставалось работать совсем не долго.

      От изумления я вытаращил глаза на Селака, позабыв про сдержанность и столь ценимую мною манеру хладнокровного слушателя.

      – Да! Ты всё правильно понял, парень. В следующий миг раздался глухой стук, за которым последовал треск и начался кромешный ад. Позже официальная версия следствия заявила, будто бы это какая-то крупная птица попала в один из двигателей самолёта, впрочем, эта версия звучит убедительно, учитывая высоту, на которой эта рухлядь летела, – Селак пренебрежительно плюнул в банку-пепельницу. – Фэйд, будь ему не ладно, знал всё наперёд. Когда началась вакханалия, люди принялись орать, хвататься за комплекты смехотворных спасательных жилетов, Фэйд силой натянул на меня парашют, я едва понял – как ему это удалось. В следующий же миг, он умудрился открыть запасной выход, ту самую дверь, возле которой мы стояли.

      «Ты рехнулся!» – прокричал я, хотя в царившем в тот момент гаме мой голос просто потонул.

      Без лишних слов, Фэйд буквально вышвырнул меня из салона самолёта. Парень, я никогда не прыгал с парашютом, эта ерунда вообще не для меня, я был простым учителем музыки, а не каким-то там «Джони Рэмбо», мать его. Когда уже в свободном падении, я понял, что никакой купол из надетого на меня рюкзака не появляется, я принялся судорожно дёргать за всё подряд, за каждую петлю! Но ничего не выходило, никакого парашюта не появилось, а я уже был в нескольких секундах от соприкосновения с вечностью. Я зажмурился, перестал дышать, хотя воздух и так отказывался идти в лёгкие при такой-то скорости падения, но в следующий миг произошло невероятное. Я погрузился во что-то мягкое, что-то, что буквально поглотило меня, лишив возможности видеть белый свет. Это «что-то» было колким, едким, и впивалось в каждый миллиметр моего тела. Я пытался двигаться, инстинктивно разумеется, но разум еще не восстановил контроль над моим телом.

      – Куда же вы упали, господин Селак? – недоумевал я, столкнувшись со столь неожиданным поворотом в истории моего собеседника.

      – В сено, парень. Я упал, мать его, в большущий, если не сказать исполинский, стог сена! Знаю, знаю, звучит как идиотская шутка, детский анекдот про чудесное спасение, но это правда и ничего не поделаешь. Видишь ли, чёртов самолёт, на котором я летел, в момент аварии пролетал над какой-то албанской деревней. Тамошние кнехты соревновались в ежегодной заготовке сена и сопоставляли свои успехи методом складывания здоровенных таких