Обманутые счастьем. Владимир Нестеренко

как у зимнего волка.

      Одарка захлопотала, слила мужу на руки, подала рушник, и на столе запарили горячие галушки в сметане. Сама села рядом, застенчиво, но крепко прижалась. На том и закончился между кохаными конфликт.

      9

      Утро занималось, как обычно в эту пору, хмурое, слезливое. Неотложных дел в хозяйстве, кроме дойки коровы нет, можно понежиться в теплой постели, отоспаться за прошлые невпроворотные от дел дни и ночи. Неслышно ступая по земляному полу избы, Одарка оделась, подхватила подойник, а сама – к мужу:

      – Граня, в хлеву тот лихой человек, боюсь его.

      Евграф всколыхнулся, откинул одеяло, вскочил.

      – Трошки обожди, пойдём вместе. – Евграф быстро натянул шаровары, накинул на плечи армяк, сунул ноги в калоши, и они пошли к сараю. На дворе довольно свежо, с севера тянул знобкий ветерок-бодрячок, как его уже окрестили мужики.

      Евграф распахнул тяжёлую дверь из толстой плахи, и чуткая Милка тут же поднялась с тёплой лёжки, легонько мыкнула, повернула голову к хозяйке, получая всегдашний кусочек хлеба. Хозяин прошёл в глубину хлева, где скорчившись, лежал задержанный.

      – Замёрз?

      – Трошки, – Серафим сел неловко, мешали связанные за спиной руки.

      – С кем же у тебя детишки, окаянная твоя душа? – Евграф потянулся развязывать верёвку.

      – На постое у земляка. Старуха-мать у него, на её руках мои крохи.

      – У твоего земляка детей нет что ли?

      – Есть. Двое, уж пашут с ним. Три года он здесь. От него ходоки к нам были. Вот и соблазнили на вольные земли. Надел мой частью закустаренный. А чистое поле – три десятины, я нынче на своей кобыле поднял, угробил плуг и бороны.

      – У нас не лучше пахота шла. Обломались. Ты вдову Глафиру, Емельяна сестру, знаешь?

      – Слыхал, говорят, знойная баба.

      – А ты уши, как осёл развесил, хозяйственная она, работящая, бездетная. Вот к ней и прикачнись. Хочешь – сосватаю?

      – Как-то ты сразу быка за рога, – с недоверием вымолвил Сим.

      – Я такой, не хочу тебя на порку старшине отдавать. Лучше уж к вдове.

      – Чем же она богата?

      – Живёт под крышей у брата. Надел земельный, усадьба. Корову с тёлкой, лошадь справила. Мужика только нет. Схоронила прошлым летом, не сдюжил дороги.

      – Где жить с ней, коли крыша братова?

      – До холодов зроби времянку, утепли. Видел, как я снопами закрыл крышу и стены? Степан тоже завернулся в солому.

      – Надо обмозговать. Легко сказать…

      – Глаза боятся – руки делают.

      – Нехай будет по-твоему.

      – Жинка корову подоила. Задам корму, да пойдём чай швыркать с ватрушками.

      Возле избы стоял Степан, нетерпеливо поджидая Евграфа.

      – Здорово ночевал, Граня!

      – И тебе не хворать! Слава Богу, выспался всласть. Тут вот какая думка у меня, Стёпа, – и Евграф сказал о вдове.

      Степан покрутил головой, глядя в глаза напряженно ждущего ответа Серафима, потеребил отросшую за осень смоленую