У всякой драмы свой финал. Валерий Пушной

на скандалы и нередко быть покалеченным морально или физически. Ты забыла, какая ты была, когда тебя мадам Думилёва притащила ко мне? Это ведь даже вспоминать смешно. Как мокрый воробей. Вспомни, из какой помойки она тебя вытащила?

      Нарлинская опустила глаза:

      – Ты сегодня несправедлив ко мне, Антон, в то время я уже работала в театре, – сказала в пику ему.

      Дорчаков тихо засмеялся, продолжая смотреться в зеркало и причесываться. Своим смехом и последующими словами, без всякого сомнения, он старался унизить ее:

      – Да в каком же это театре? Ты это называешь театром? Ты его название хотя бы помнишь? Забегаловка, а не театр: заходи к нам всякий, кому нужно сходить в туалет!

      Похоже, наступил момент, когда надо было проявить женскую хитрость, пока Антон окончательно не размазал ее театральную жизнь. Она подступила к Дорчакову сбоку, обняла, следя за его лицом в зеркале и наблюдая, как он любуется собой. Прижалась всем телом, шепча на ухо:

      – Я так признательна и так благодарна тебе за все, что ты для меня сделал!

      Антон повернулся, щелкнул пальцами по ее носику, прикоснулся к бедрам, удовлетворенно заметил:

      – Если бы мне не приглянулись твои прекрасные ножки, где бы ты была сейчас и кого бы благодарила?

      Еве нравилось, когда ей говорили комплименты. Не только Антон обращал внимание на красоту ее ног. И пока они будут восхищать, ее успех незыблем. Даже если ее актерский талант не способен конкурировать с красотой ее ножек. Тем не менее, она возразила Антону, как бы одернула, чтобы он сильно не задирал нос, напомнила, что не он первая скрипка в ее истории. Проворковала:

      – Наверно, Евгении. Это она положила на меня глаз, она поверила, что из меня получится хорошая актриса. Ты же не мог отказать ей.

      Дорчаков нахмурил, он хорошо понял Еву. Конечно, отказать Думилёвой он не мог. Но с неприязнью заметил Еве:

      – Мадам положила на тебя только глаз, а работать с тобой пришлось мне!

      Нарлинская притиснулась к нему плотнее, поцеловала в шею, тихо улыбнулась и пролила приятным голоском:

      – Ты больше в постели со мной работал, Антон, старательно и упорно преподавал искусство любви. И, надо сказать, преуспел в этом.

      Антон не отрицал:

      – Да, действительно, все было так, и искусству любви приходилось тебя обучать, потому что твой прежний опыт не лез ни в какие рамки. Многого не знала и не умела. Однако после моего обучения ты стала получать главные роли в спектаклях. Не забывай об этом! – мягкая рука Антона ушла вниз, скользнула по внутренней части бедра Евы, пальцы почувствовали тепло.

      Ладошка Евы погладила Дорчакова по щеке в ответ на его движение.

      – Публику надо уметь подогреть, – сказал Антон. – Я знаю, как это делается. А теперь и ты научилась. У тебя очень быстро появилось много поклонников. В тебя стали влюбляться, и ты даже начала оказывать внимание некоторым из них.

      Нарлинская вздрогнула, безмятежную улыбку с лица, как ветром сдуло, она торопливо стала разубеждать Антона:

      – Все