У всякой драмы свой финал. Валерий Пушной

все, – подтвердил Глеб.

      У нее как-то странно загорелись глаза и в голосе появились заговорщические нотки:

      – В таком случае я поспрашиваю о нем и постараюсь разыскать для тебя. Позвоню. Только о нашей договоренности никто не должен знать. Дай слово, что все останется в тайне!

      – Обещаю! Могила! Даже не сомневайся! – Глеб, удивляясь просьбе, пригнулся к ее уху. – Можешь положиться на меня полностью!

      Нарлинская на минутку притихла, а потом с сожалением прошептала:

      – Как жаль, что ты не был раньше моим другом.

      Он опять наклонился к ее уху:

      – Разве тебе мало твоих трех друзей? Ты ведь рада, что они у тебя есть.

      Она с усталой грустью глянула ему в лицо, покосилась на друзей, из которых только Ватюшков ревностно не отрывал от нее глаз, и Глеб услыхал, как печально прозвучал ее голос:

      – Да. И это ужасно.

      Корозов даже приостановился в танце, но она крепко вцепилась в него своими пальцами, шепча:

      – Продолжай, продолжай танцевать, не останавливайся!

      Глеб снова повел ее по кругу, она умолкла, успокаиваясь и прислушиваясь к ритму мелодии.

      После этого вечера прошло несколько дней, и у Глеба раздался звонок телефона. Он услыхал взволнованный голос Нарлинской:

      – У меня есть, чем порадовать тебя, Глеб! Того парня, которого ты ищешь, зовут Романом. Если ты по-прежнему хочешь видеть его, то должен сегодня ровно в двенадцать часов дня поехать в кафе «Оранжевое небо», он будет там! – и телефон отключился.

      Не было сказано, ни здравствуй, ни прощай, как-то все быстро, скороговоркой, словно украдкой.

      Время до двенадцати часов еще было. Кафе «Оранжевое небо» Корозов знал, иногда заглядывал в него, кухня была неплохая, толкучки не было, обслуживание приличное. Кафе под открытым небом. Оформлено в оранжевых тонах: оранжевая площадка, оранжевые пластмассовые столики, оранжевые стулья, оранжевые зонтики над столиками, и даже оранжевая посуда.

      Глеб подъехал к кафе ровно ко времени. Сквозь стекла автомобиля увидал за одним из столиков Романа. Тот сидел боком к Корозову и смотрел прямо перед собой.

      Он был здесь по просьбе Нарлинской. Конечно, ему больше удовольствия доставила бы встреча с самой Евой, он бы забыл о запретах отца, но сейчас он пообещал ей.

      Несмотря на все метания последних дней, на безобразное настроение, на унижение болью, на злость на Еву, на желание убить ее за то, что она разрывала ему сердце, он продолжал любить ее и ради нее готов был на любой сумасшедший шаг.

      Приехал в кафе за полчаса до встречи.

      Яркое солнце било в глаза, оранжевые стулья и столики под этими жгучими лучами были еще ярче. Правда, оранжевые зонтики над столиками немного спасали от жаркого зноя, но тень от них над каждым столиком была настолько мала, что ее едва хватало для одного человека. И тот, кто оказывался в этой тени, был счастливчиком.

      Роман за этим столиком был единственным посетителем и потому расположился в тени зонтика.

      – Наконец-то,