Война с готами. Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона. Никита Василенко

за кого себя выдает. Вернее, не тот, за кого ты его принимаешь!

      Константин Германик опять ничего не понял, но руку опустил, сохранив до поры до времени оставшиеся зубы Аттика.

      – Первое. Пошел вон! – скомандовал трибун слуге-рабу. – Второе. Стой! Собаку – гладить, мне – докладывать!

      Грек, который моментально соскочил с ковра, улизнуть, однако, не успел. Отреагировав на команду «Стой!», он развернулся, присел на корточки уже вне ковра, протянул костлявую руку и, продолжая чесать встревоженного было суматохой пса, начал свой рассказ:

      – Дело, мужественный командир, в том, что мой актерский талант был востребован не только в Риме и Константинополе. Меня часто приглашали выступать в пограничных гарнизонах, а то и за пределами Империи, всюду, где прослышали о моем таланте.

      Грек был настолько забавен своим хвастовством, что Германик пришел в хорошее настроение, но улыбку скрыл. Спросил грозно:

      – Плаваешь хорошо? До берега далековато, да и вода холодна.

      – Нет! – Аттик надел на лицо маску испуга, точь-в-точь как в греческом театре в Константинополе, куда любил захаживать тесть Германика. Только там маска была из глины, а здесь, очень похожая, но не искусственная.

      Увидев, что произвел впечатление, лицедей кивнул и поспешно начал пересказ своего разговора с лучником Калебом. Тот, понимая, что речь идет о нем, застыл неподвижной черной скалой, только белки глаз поблескивали.

      – Наш Калеб, оказывается, из мероитов, – произнес Аттик. – Не думаю, трибун, что при всем твоем опыте, жизненных странствиях и боевых победах ты что-нибудь знаешь о державе Мероэ.

      Константин Германик задумался, потом покачал головой:

      – Служил в Африке, но слышу впервые.

      – Я, признаться, слышал о тени этого великого царства, когда был в Египте, – продолжил Аттик. – В столицу нашу труппу не пустили завистники-конкуренты, но мы собрали благодарные аплодисменты в провинции. Трибун, везде в Империи нужна греческая речь, везде ее понимают, и страдания Елены Прекрасной, которую, согласно драматургу Еврипиду, спрятали олимпийские боги от превратностей войны именно в Египте, были близки сердцам местных зрителей.

      Константин Германик мигом вспомнил рыжие кудри своей юной красавицы жены, дразнящую родинку и белые зубки, но, придя в себя, спросил недоуменно:

      – Я чего-то не понимаю, грек? Кто и куда спрятал Елену Троянскую? И из-за кого дрались тогда отважные воины под стенами Трои?

      – Бессмертные боги спрятали ее в Египте. А на стенах Трои была только тень Елены Прекрасной, – кротко объяснил Эллий Аттик, опасаясь тяжелой руки офицера. – Я – не виноват. Историю об этом поведал Еврипид много столетий назад. Я все это рассказываю к тому, что с этой слезной драмой наша трупа добралась до окраин Египта, и там я впервые услышал историю о государстве дезертиров.

      – Дезертир?! – отбросив в сторону занавеску, в закуток вступил фракиец. Отдал честь командиру, хлопнул по плечу Калеба:

      – Смена караула, иди спать.