Война с готами. Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона. Никита Василенко

кивнул Аттик и, закончив загибать пальцы на обеих руках, поспешил с переводом: – Этот страшный солдат говорит, что в детстве видел, как кормят двух подобных псов. Он служил при дворе кандака. Мне откуда-то знакомо это слово, но сейчас не время разбираться. Я так понял, что готовили Калеба в личную охрану, поэтому он и видел обряд кормления очень похожих на нашего Цербера псов.

      – А ты, что же, дрессировать умеешь, а дать пожрать собаке так не способен? – ревниво глянул на Аттика Константин Германик.

      – Отчего же, – смело возразил тот. – Дрессировать и кормить зверя совсем не одно и то же. Меня просто собаки любят: и молосские доги, и беспородные худые кобели с площади Тавра, которые вечно дерутся возле лавок мясников, и…

      – Ты многословен, – перебил его офицер. – Но прощаю. Выкладывай, что сказал наш эфиоп.

      Оказалось, что на судне вполне можно было разжиться продуктами для годовалого щенка. Эфиоп еще несколько раз уточнял, Аттик переводил, и стало ясно следующее. Кормить полагается два раза в день. Основной рацион: ячменный хлеб с молоком, ну, с пресной водой, если молока нет. Обязательно давать отвар из костей, немного соленого сала. Прямо в пасть собаке проталкивать сырое яйцо, чтобы шерсть была гладкой и кости крепкие.

      Неожиданно в разговор вступил фракиец Тирас:

      – Трибун, у нашего носатого капитана на палубе в клетке десяток куриц да петух. А я, когда из кабака возвращался, свинку себе прикупил. Подумал: «Пост скоро кончится, угощу старшого». Но раз такое дело, почему бы свинью в дело сразу не пустить?!

      Глава VI

      Одиссея эфиопа Калеба

      Каботажное плавание вдоль берегов Греческого моря само по себе было достаточно однообразным. Невысокие по сравнению с Анатолийским побережьем горы, почти до вершины покрытые лесом, сменила степь, уже зазеленевшая молодым ковылем.

      Корабли каравана шли, не упуская друг друга из виду и ориентируясь на последнего, тихохода. Ветра не было третий день, солнце припекало, и подошвы сандалий иногда просто прилипали к обильно просмоленной неделю назад палубе. Воняло куриным пометом, человеческой мочой, потом гребцов. Те работали полдня, потом, когда корбита останавливалась, поджидая тихохода в караване, играли в кости или спали. Их полуголые тела, скрюченные из-за недостатка места, напомнили Константину Германику поле битвы в Ассирии после того, как и свои, и чужие трупы ночью обобрали мародеры.

      Но тут, слава Христу, все было спокойно. Носатый египтянин-капитан настойчиво и убедительно отклонил все предложения Константина «пристать к берегу и размять ноги». Возражения навклира были убедительны: воды и припасов вполне хватит до самой Ольвии, остановка только задержит торговую экспедицию как минимум на день.

      – А у меня для вас и вашей собачки, – сообщил Аммоний, – еще остались свежайшие хлебцы, завернутые по египетской традиции в пальмовые листья. Курочку я для Цербера велел приготовить, пусть кушает на здоровья. Хотите еще вина? У меня есть родосское, сладкое, как поцелуй опытной