От перемены мест… меняется. Из жизни эмигрантов. Лев Логак

свернуть. Так нет!

      Для таких, как Зося, у Эдуарда было короткое определение: мало сомнения и много самомнения. Он едва заметно улыбнулся, вспомнив Пушкинские строчки: «Воды глубокие плавно текут. Люди премудрые тихо живут».

      – Так почему же он тебя не хочет назначить на должность? – с деланным сочувствием спросил он Зоею.

      – Говорит, что у меня проблема с языком, – разозлилась она. – Естественно. Я не то, что эта Эммка, которая сегодня тоже была у Веры, ну помните эту, жизнерадостную? Мой язык мне нужен, чтобы за зубами его держать, а она его, шлюшка, в ход пускает, как надо.

      Эдуард удивился:

      – Так что, её заведующей лабораторией ставят?

      – Как бы не так! – не было предела Зосиному возмущению. – Нос не дорос! До такого маразума наш Коварский ещё не дожил. Что она из себя представляет? Обычная лаборантка. Толку-то, что у неё диплом инженера! Она как-то раскудахталась, при настроении была, её и понесло, не остановить. И проболталась, что институт заочно заканчивала. За душой-то нет ничего. Вот и избрала правильную тактику – со всеми лапонька, всё с улыбочкой, всем услужить готова. И лесть в ход пускает, где надо. Все её жалеют. Что муж объелся груш, что одна с двумя детьми. А она дело туго знает. Шуры-муры водит с Саймоном, замдиректором нашим. В рот ему глядит. Она за ним как за каменной спиной. Но должности ей не видать как своих ушей! Вот! Не по ней Сенька!

      Майя от неожиданности раскрыла рот, а потом, глядя в сторону, тихонько пропела на мотив «У меня есть сердце, а у сердца – песня»:

      – У меня есть Сенька, а у Сеньки шапка…

      – Вот именно, – согласно кивнула Зося.

      Эдуард чуть заметно поморщился:

      – Зося, да успокойся ты. Каждый выживает, как может.

      – Да я что, против? – брезгливо сощурилась та. – Но пусть эта Эммка сидит тихо. А то такие сцены разыгрывает! Влетит иногда в комнату и трезвонит, что стращает её Саймон, будто дела плохи, денег нет, вот-вот уволит. Так если и стращает, то для виду. И всё поёт, что на работе из последних сил выбивается, а он недоволен, до слёз её доводит. Из сил она выбивается! Тьфу! – негодующе сплюнула Зося. – Это я вон как белка в колесе, целый день на ногах, от прибора к прибору, как заведённая. Ступни гудят, пятки шуршавые стали.

      Эдик с Майей оторопели, но Зося так вошла в раж, что и не заметила этого, а продолжала возмущённо живописать особое положение Эммы.

      – Бывает, полдня её нет, – желчно шипела она, – с Саймоном своим куда-то там сматывается, а когда возвращается, врёт, что он отправился по делам, а её по дороге завёз в библиотеку, научную статью прочитать.

      – Возможно, она действительно читает, – нарочито серьёзно произнёс Эдик.

      – Не смеши! – появилась ядовитая гримаса на лице у Зоей. – На русском что ли она их там читает, статьи эти? Учёный, в дерьме мочёный. Вот уж пример, как в эмиграции прожить без знания языка. Никчемность. Пустота. А пристроилась как! И культурную ещё из себя строит! Недавно вон на оперу собралась. На «Дон Карлсон».

      – Это тот Карлсон, который с малышом? – желчно