Кошки ходят поперек. Эдуард Веркин

умирает руководящий работник. Ты вот все качаешься, а тебе надо двигать по административной линии. Любишь организовывать, любишь назначать наказание по справедливости? Любишь, чтобы отвечали самые слабые?

      – Я не виноват, что он такой дохлый, – огрызнулся Чепрятков.

      – Не виноват. Да… Справедливость. Что есть справедливость? На этот вопрос не дали ответа ни философы, ни ученые. Причем на протяжении столетий не дали, причем лучшие умы! А ты, Чепрятков, за десять минут организуешь нам справедливость в одном отдельно взятом классе! Да…

      Зучиха принялась гладить по спинке своего вымершего слона. Задумчиво так, большим пальцем. И я вдруг понял, что сейчас она продемонстрирует нам всем нечто небывалое. Высшую справедливость, например.

      И высшая справедливость была явлена. Во всем своем блистающем и ужасном великолепии!

      – Я вот что сделаю, Чепрятков. Я, пожалуй, возложу оплату лечения нашего дворника на тебя. То есть на твою мать. Уверена, что ей это понравится.

      Класс восторженно шевельнулся.

      – За что меня?! – обиженно крякнул Чепрятков. – За что меня наказываете? Я же не виноват…

      – Наказаний без преступлений не бывает, – изрекла Зучиха. – Это еще древние говорили. А два… Зимой ты, кажется, разбил зеркало в раздевалке? Тогда руководство Лицея тебя простило, но ты, я гляжу, не сделал надлежащих выводов…

      – Я…

      – И не советую противиться! – Зучиха снова стукнула мамонтом о кафедру. – В противном случае заработаешь третье предупреждение!

      Чепрятков задохнулся.

      – И вообще лучше помолчи. – Зучиха прибила Чепряткова взглядом к парте.

      Ай да Зучиха! – подумал я. Ай да ай. Слов нет. Хотя… У Гобзикова все-таки губернаторская стипендия, а губернатор хоть изредка, да посматривает за своими стипендиатами. И губернатор очень не любит, когда обижают его питомцев.

      Политика-с, однако-с.

      – Колитесь, сволочи! – тихо потребовал Чепрятков. – Кто?! С чего это я должен за вас платить?!

      – Чепрятков!

      – Узнаю, кто это сделал на самом деле, – убью! – пообещал Чепрятков шепотом. – Убью.

      И злобно громыхнул стульями.

      Зайончковская молчала. Против объективного вменения Чепряткову она ничего против не имела.

      – Зря вы молчите. – Зучиха стала собирать в гробовую папку свои документы. – Круговая порука – это страшное наследие тоталитарного режима. Я понимаю, что вы пребываете в плену дремучих заблуждений, но человек попал в больницу, не исключено, что ему будет сделана пересадка кожи.

      Сердце неприятно билось. Мое, разумеется.

      Зучиха продолжала:

      – Впрочем, каждый из вас может выполнить свой долг заочно. Вы все знаете, где расположен наш Ящик Доверия, вы все знаете номер Телефона Доверия. Если кому-то из вас известна информация, прошу сообщать. Конфиденциальность гарантирована. Естественно, если будет найден настоящий виновник, наказание с Чепряткова снимут.

      Чепрятков рыкнул.

      – Все, классный час закончен. –